Книга Страшно жить, мама - Анна Златковская

– Ой, ты еще переживаешь из-за этого алкаша-неудачника? Родила неизвестно от кого, он вас бросил, дочь свою ни разу в жизни не видел…

– А ты что? – мама вяло огрызалась.

– …так пусть хоть квартира достанется Анжелике, да, деточка? – она внимательно посмотрела на меня. Так доктора обычно смотрят, пытаясь за робким испуганным взглядом ребенка увидеть болезнь, которую он не может описать яркими эпитетами.

На поминки мы не поехали, хотя мама сначала хотела. Мы пришли во двор старого дома в центре города. Бабушкин муж курил, сидя на скамейке у подъезда. Бабушка ушла в дом. Мама застыла.

– Домой, – она схватила меня за руку и потащила на остановку. – Не могу я, Лика, не могу…

– Ты знаешь, – заговорила мама, когда мы сели в троллейбус, – в детстве я очень боялась темноты. Хотела спать только при свете, не могла пройтись по коридору, если там было темно. Мама не понимала моих детских страхов и считала это все дуростью. Однажды она решила резко их пресечь. Заперла меня в туалете, у нас щеколда снаружи на двери была зачем-то. Выключила свет. Как я кричала, как билась в дверь! Мне было так страшно, Лика, ты не представляешь. Но мама, видимо, даже ушла из дома. Я пробыла в туалете очень долго. Помню, что легла на пол и молила Бога о смерти. А когда мама вернулась, она поила меня клюквенным морсом и кормила сушками. Потом посадила учить наизусть «Евгения Онегина». У меня все лицо зареванное, а ей будто дела нет. Лишь спать укладывая, сказала: «Что, страшно было? Ничего, зато теперь ты, дочка, ничего не боишься». И она улыбалась. Хуже всего, Лика, что искренне.

Дома мама долго сидела на кухне с чашкой чая и вспоминала, как отец сжимал ее руки, как ластился к ней, словно кот. Его смеющиеся глаза с хитринкой, внутреннюю свободу и несвободу от нее. От нас. Ночью мы спали вместе. Мама попросила обнять ее. Я дышала в ее тонкую спину. Нас было двое в этом огромном мире, а где-то за городом – прямоугольный холм чужой могилы. Того, кого я могла называть папой…

15

– Ты не знаешь, где Игорь? – спросила я одного из однокурсников Игоря, вцепившись в его куртку.

– Да к маме в Германию улетел. Пропускает пары, преподы ругаются.

– К какой маме? – я оторопела. – Он же сирота.

– Кто? – парень удивился, потом, присмотревшись, засмеялся. – А-а, так он это тебе специально сказал, чтобы понравиться. Таинственным казаться хотел.

– Как это, таинственным?

– Ну, ты что, не понимаешь? – он смутился. – Ладно, извини, мне пора.

Я спряталась на дальней парте, чтобы, если вдруг разревусь, никто не увидел моих слез. Преподаватель говорил громко, все записывали за ним, зная, что на экзамене он требовательный и дотошный и первым делом смотрит конспекты. Но я не слышала его, открыла тетрадь и смотрела в нее отсутствующим взглядом. Мне хотелось обдумать произошедшее, но я враз отупела, опустела. Впервые я увидела и почувствовала себя фарфоровой чашкой, легкой, тонкой, пустой, выпустишь из рук – разобьется.

Так не поступают, так не лгут. Зачем? Глупость какая.

Из университета домой я возвращалась пешком. Шел дождь, но это было хорошо. Капли, мокрые рукава куртки, лужи под ногами, намокающие ботинки – все это слипалось во мне, давая ощущение жизни, возможность разморозиться. Потому что я опять застыла, опять испугалась. Игорь не был любовью, но стал привязанностью, тем, кто оживил мой дом и меня в нем. Помню, как мама в ожидании звонка от Влада произнесла вслух:

– Мужчины так жестоки, а мы продолжаем верить в их исключительность. А ее нет. Но мы, вопреки всему, видим то, чего не существует. Как научиться – не видеть, не желать, не мечтать?

Я тогда замерла, в маминых словах было столько тоски.

– Но ведь у тебя есть я.

– Только ты у меня и осталась, – мама вышла из комнаты на кухню, оставив меня размышлять над ее словами.

Сейчас я шла тем же путем, пытаясь обрести мужчину, вытягивая из него тонкими нитями исключительность, которой не было, но мне очень хотелось придумать ее. «Разве это обязательно? – бормотала себе под нос. – Быть с кем-то? А как тогда? Одна?»

Одна… Ледяная метель окутала меня, словно все спрятались по домам от снежного урагана и лишь я осталась на улице. Захлопнулись двери, застыл транспорт, белое махровое полотенце упало на город, накрыв меня с головой, превратив в тонкую статую, на которую никто не обращает внимания. Колышек, человек, никто…

Покормив Блоху, я легла на диван. Мамина тень бродила по дому, отчего легкие пылинки двигались по воздуху в бесшумном танце. Я вспоминала, как мы жили с мамой в этой квартире, делали ремонт, пытались обжиться и прижиться на новом месте. Нам был чужд беспорядок и хаос, мы постоянно ругались, натыкаясь на коробки и табуретки. Трубки обоев валялись вдоль стен, инструменты, книги – все вперемешку. Мама пыталась выкроить себе место для шитья, чтобы укрыться от грязи под тихим светом абажура, перекочевавшего вместе с нами из прежней квартиры. Мы спали на полу, сделав из старых одеял матрас. Мне тогда казалось, что папина квартира никогда не станет нашим домом. Девятиэтажка с ее длинными коридорами манила обратно, ведь там было привычно все. А здесь – огромные потолки, тяжелые стены и чужой запах.

Но мы смогли приручить это пространство.

– Что со мной не так?

Игорь появился в университете через несколько недель. Он прошел по коридору мимо меня, едва взглянув. Мне осталось только упереться взглядом в его удаляющуюся фигуру, глупо полагая, что он должен обернуться. Ведь это наигранно и смешно – делать вид, что мы не знакомы. Но он был честен. Не играл. Я была. Это – прошлое. Люди умеют легко выкидывать людей. Пора и тебе научиться, девочка. Я радовалась, что это был последний год учебы.

Спустя месяц я побежала в аптеку за тестом. Две синие полоски. Взглянув на свой живот, я пыталась понять, увидеть нечто там внутри меня. Нет. Этого не может быть.

Мама покачала головой, в ужасе закатывая глаза.

– Господи, ты вообще призрак! – крикнула я в пустоту квартиры.

Перед глазами промелькнули кадры из фильмов. Героини звонили подругам, мамам, бабушкам, сообщая странную новость. Я рассказала о своей беременности лишь кошке и призраку матери. Это была моя реальность. Одинокие люди, которым некому сообщать новости, никому не интересны.

16

Мы поехали к Владу. Бабушка постоянно звонила и отчитывала маму, отчего даже я решила сбежать за город в страхе, что бабушка возникнет на пороге. Она желала знать, как продвигаются дела с оформлением наследства. Было непонятно, почему бабушка так волновалась, ведь все эти годы она не интересовалась, как мы живем. На день рождения ко мне не приезжала.

Даже в этом году, неожиданно возникнув в нашей жизни, она пренебрегла моим праздником. Мы ели с Левкой луковый пирог, мама налила нам немного вина, две чайные ложечки, вот и весь день рождения. Мне было хорошо. У меня был друг. Левка широко улыбался, стараясь меньше говорить. У него ломался голос, и это было ужасно смешно. Еще лохматый мальчишка вдруг заговорил тяжелым мужским голосищем. Он только открывал рот, а я уже заливисто хохотала.