Книга 86400 секунд счастья - Алина Делисс

– Эй, малышка, иди сюда! – кричали ей из зала только что пришедшие посетители. – Налей пива, да поживее.

Лина не сердилась на этих кургузых, грубых мужчин, которые нахальничали с ней и неуклюже заигрывали, отпускали ужасные, пошлые шуточки. Она знала, что на самом деле они не желают ей зла и хотят сказать что-нибудь приятное, просто по-другому не умеют. Она ставила перед ними кружки с пенящимся пивом, тарелки с мелкой соленой рыбешкой, которую они заказывали на закуску, и дарила им улыбку. И они улыбались ей в ответ, скаля свои щербатые, с вкраплениями золотых зубов, рты.

Иногда в кафе приходила жена хозяина. Хозяин был толстопузый, вечно небритый мужчина, с виду угрюмый, но на самом деле большой задира и хохотун. А она была моложе его лет на двадцать, высокая, широкоплечая, с таким прокисшим взглядом, словно она состарилась раньше времени, и рядом со своим старым мужем казалась старше его. Она носила в груди горечь от несбывшихся мечтаний и оттого срывала свою злость на окружающих людях. Особенно на Лине.

– Плохо вымыла! – кричала она ей, тыча пальцем в окно. – Вымой еще раз.

– Но оно чистое! – чуть не плакала девушка. – Посмотрите сами.

– А это что такое?

– Это скол, – возмущалась Лина. – Это не грязь, это скол. Кто-то разбил ваше окно.

– Я сказала, вымой еще раз! – орала женщина, покрываясь красными пятнами, и Лине ничего не оставалось, как мыть еще и еще раз, пока жене хозяина не надоедало издеваться над ней.

Ночевала Лина в кафе, когда, после двух часов ночи, оно закрывалось до шести утра. Перед этим она поднимала стулья на столы, ставя их вверх ножками, протирала тряпкой полы, а потом составляла вместе три стула, стелила на них скатерти и, подложив под голову сумку, проваливалась в сон. Хозяин разрешал ей проводить здесь ночи, радуясь, что можно сэкономить на ночной охране, но не показывал виду, что доволен, а, наоборот, всячески давал понять, будто оказывает Лине большую милость, пуская на ночлег. Она так уставала, что засыпала быстро, словно кто-то бил ее камнем по затылку, и до утра пребывала в небытии, в котором не видела никаких снов.

Просыпалась она от стука в дверь, когда приходил на работу повар, чернявый немой кавказец, изъяснявшийся жестами и мычанием. Говорили, что когда-то он был заправилой в банде, обчищавшей на вокзале приезжих, но однажды напоролся на криминального авторитета, бывшего здесь проездом. Он заболтал его, спрашивая, не знает ли тот, как доехать из Москвы до Баку, и, пока мужчина отвлекся, вытащил из его кармана туго набитый кошелек. Обнаружив пропажу, авторитет быстро нашел карманника и, чтобы проучить, приказал отрезать тот язык, которому удалось заговорить ему зубы. С тех пор кавказец раскаялся в своей неправедной жизни, ударился в религию и научился готовить, чтобы зарабатывать честным трудом. Поваром он был неплохим, и привокзальные воришки любили приходить в забегаловку, чтобы отведать его кухни.

Лина работала без выходных, но однажды, когда в кафе заявились какие-то странные люди с проверкой, хозяин дал ей немного мелочи и отпустил до ночи. Обернувшись в дверях, девушка увидела, как проверяющие, рассевшись за столом, достали бумаги, а жена хозяина, улыбаясь, хлопотала перед ними, расставляя выпивку и бокалы. Лина первый раз увидела, как эта злая женщина улыбалась.

Воспользовавшись неожиданным выходным, девушка решила погулять по Москве. Спустившись в метро, перемахнула через турникет, чтобы сэкономить на проездном, и поехала куда глаза глядят. Станции метро были такими красивыми, что ей казалось, будто она никогда не видела более красивых помещений. Впрочем, так и было на самом деле. Много ли она видела в жизни: свой старый домишко, вокзал, клуб, в котором протанцевала тогда всю ночь, да темное сырое кафе, где проводила теперь сутки напролет, работая и ночуя. В сравнении с этим станции метро казались ей настоящими дворцами, с высокими потолками, лепниной, округлыми сводами, круглыми хрустальными люстрами, спускавшимися с потолка, мраморными полами, статуями и цветной мозаикой на стенах, которую она долго разглядывала, ощупывая пальцами. Она даже застеснялась своей бедной одежды, словно в таком роскошном дворце следовало находиться только в длинном платье со шлейфом и с бриллиантами в ушах. И ей казалось странным, что лица людей в метро угрюмые, измученные, злые. Разве можно было оставаться такими злыми среди всей этой роскоши и красоты?

Лина зашла в электричку, которая едва не прищемила ее захлопнувшимися дверьми, а вышла на первой попавшейся станции, название которой понравилось ей на слух. Поднявшись по эскалатору, она вынырнула на шумной улице и, ахнув, разглядела красные кирпичные стены Кремля. У метро толпились торговцы цветами и безделушками, рекламщики раздавали листовки, громко зазывая в свои магазины, а красивые дома сверкали витринами дорогих магазинов.

Лина постояла у гостиницы, над входом которой высилась огромная буква «М», и, плюща нос о стекло, заглядывала в ресторан. От увиденного ее сердце забилось, как птица, попавшая в силки. Огромный зал, с хрустальными люстрами и столами, накрытыми белоснежными скатертями, казался ей виденным в каком-то давнем сне, приятном, но забытом. За столиками сидели женщины в коктейльных платьях, а мужчины, в костюмах и белоснежных рубашках, внимательно изучали меню. Лина удивилась, что все эти мужчины и женщины так нарядились только для того, чтобы сходить на обед, и, улыбнувшись, подумала, что это здорово, когда люди хотят быть красивыми не по какому-нибудь поводу, а просто так. Девушка с тоской вспомнила темную забегаловку у вокзала, в которую ей нужно будет вернуться вечером, и в груди защемило.

Она прошлась по широкой улице, полной магазинов и ресторанов, со столиками, выставленными на тротуарах, и ей безумно захотелось есть. В животе урчало, и Лина, заглядывая в чужие тарелки, представляла, как ест без разбору все, что видит: спагетти, овощные супы, пирожные, желе с фруктами, политое шоколадным сиропом мороженое, пиццу, свиную отбивную с картошкой и много чего еще. И от этих фантазий боль в животе на время стихала. Но потом накатывала с новой силой.

В огромных витринах магазина стояли манекены, с застывшими в воздухе руками и нарисованными улыбками. Они были наряжены в красивые платья, яркие, броские, и Лина, разглядывая их, представляла, будто надевает эти платья, попеременно то красное, то черное, рисуя в своем воображении, как идет по Москве и мужчины оборачиваются ей вслед. Молодая продавщица, прогуливавшаяся по залу, заметила ее в окно и неприязненно покосилась. Магазин был дорогим, и, наверное, бедная девушка, стоявшая у окна, по мнению продавщицы, портила его репутацию. Лина посмотрела на ценники, стоявшие в ногах у манекенов, и не поверила глазам. Она несколько раз пересчитала нули, поражаясь, что у кого-то есть деньги на такие дорогие вещи. Среди развешанных в магазине платьев ходила белокурая женщина, которая иногда брала какую-нибудь вещь и, приставляя к себе, крутилась перед зеркалом, пытаясь представить, пойдет та ей или нет. Лина с легкой завистью смотрела, как перед ней угодливо хлопочут продавщицы, пока вдруг не узнала певицу, чьи фотографии часто видела на афишах. Она была удивительно похожа на Мэрилин Монро, не только прической или обликом, но и движением тела, мимикой, жестами.