Книга Черная Шаль. Книга 2 - Алексей Резник

– А вы верующий, товарищ генерал-майор? – Я не мог придумать ничего умнее заданного вопроса.

– А ты – нет? – словно бы заранее искренне удивляясь моим атеистическим убеждениям, спросил Сергей Семенович.

Я пожал плечами, не представляя точно – атеист я теперь или нет. Чересчур уж вопиющим выглядело противоречие между постулатами марксизма и ленинизма, под чьим знаком сформировалось мое мировоззрение, и – той сумасшедшей действительностью, в вязкой бездонной трясине которой, я отчаянно барахтался последние несколько дней.

– Я не знаю, – ответил я всё же Сергею Семеновичу.

– Ну не расстраивайся – у тебя ещё достаточно времени впереди, чтобы многое узнать и многое понять. В сущности своей, вера – одна из ипостасей знания. И поэтому я могу тебе сказать: я – верующий, ибо точно знаю о существовании того, во что верю! – генерал щёлкнул пальцами, вытянув при этом руку в сторону цыган, и сказал: – Да ты и сам начинаешь убеждаться… – он умолк, прерванный зуммером радиотелефона.

А мне, кроме зуммера, послышался ещё какой-то шорох за нашими спинами, я оглянулся посмотреть на входную дверь, ведущую в сени.

– Да, Эдик, слушаю тебя! – бодро сказал Сергей Семенович в трубку, но сам так же, как и я, тревожно оглянулся на дверь.

В целях безопасности мы её за собой не закрыли и сейчас, увидев в открытом дверном проеме неподвижную человеческую фигуру, оба невольно вздрогнули. Малиновый абажур давал достаточно освещения, чтобы можно было как следует рассмотреть появившегося, словно из-под земли (так оно и оказалось на самом деле) человека. Сергей Семенович даже забыл ответить майору Стрельцову, хотя тот говорил о чём-то горячо, сбивчиво и торопливо Тем не менее, генерал коротко сказав: «Позвонишь через десять минут!», отключил телефон, спрятал его в карман, всё внимание сосредоточив на незнакомце, неслышно появившемся в дверном проёме.

Нас, прежде всего, поразили глаза незваного гостя: огромные, широко раскрытые, ярко-жёлтые глаза, глядевшие на нас с жадным нечеловеческим любопытством. Легко прочитывалась в них и крайняя настороженность, и безмерная усталость, и тёмные пятнышки крохотных бездонных колодцев на фоне более светлых зрачков – следы, оставленные недавно пережитым кошмаром. Но специфический ярко-жёлтый, а точнее – светло-янтарный огонь в удивительных глазах человека, стоявшего перед нами, вне всякого сомнения, порождался стальной волей и могучим холодным интеллектом.

С густых, некогда смоляных, а теперь – совершенно седых кудрей человека небольшими струйками ссыпалась сухая земля. Щёки, лоб, скулы и подбородок также оказались щедро измазанными глиноземом и как будто бы – засохшею тиной. Обтягивавший высокую стройную фигуру рваный костюм, был покрыт плотным слоем грязи и пыли, не дававшим возможности определить его цвет, особенности покроя и качество материала, из которого он был изготовлен.

Мы по-прежнему молчали, не в состоянии выговорить хотя бы слово, когда страшный желтоглазый человек сделал шаг вперёд и с шевельнувшихся, широких плеч его, тихо шурша, посыпались комья грязи, рассыпавшиеся от удара об пол сухой пылью. Затем он сделал еще шаг, не отрывая от нас своего пламенного взгляда, и пораженные силой звука шагов незваного гостя, мы догадались глянуть на его обувь. И я впервые стал свидетелем того невероятного факта – когда у генерала Панцырева безвольно отвисла нижняя челюсть. Само собою, отвисла челюсть и у меня.

Генерал, нужно отдать ему должное, находился в состоянии полной эмоциональной прострации недолго – в отличие от меня. Огромным усилием воли ему удалось захлопнуть рот, согнать с лица идиотическое выражение, и с этой секунды он смотрел на огромные, хорошо отполированные копыта незнакомца, спокойно и понимающе, как если бы среди людей, имевших вместо стоп копыта, провёл всю свою жизнь. И более того, предварительно прокашлявшись, Сергей Семенович достаточно обыденным тоном спросил:

– Кто вы такой?!

Ни генерал, ни я ничуть не надеялись, что вопрос окажется понятым, и мы услышим вразумительный ответ, но к нашему величайшему удивлению, человек на копытах, предварительно тряхнув головой, сразу украсившейся несколькими фонтанчиками пыли, полетевшими в разные стороны, произнёс низким, почти утробным голосом:

– Дюфиня…, – он неторопливо прошел мимо нас, каждым своим тяжёлым шагом заставляя раскачиваться малиновый абажур, и остановился рядом со столом, пристально разглядывая стеклянные лица мёртвых цыган.

Глава 18

Вещество, сыпавшееся с крыльев стрэнга и румпля и показавшееся дедушке-геологу раскаленным бирюзовым песком, на самом деле таковым не являлось. Это падали в густые росистые травы кусочки протоплазмы, из которой состоял стрэнг и его спонтанно родившееся дитя. В процессе разделения организма на две особи, произошла бурная физиологическая реакция, закончившаяся отторжением части тканей стрэнга, сделавшихся ему более не нужными. Но сами по себе, покрытые светившейся слизью студенистообразные кусочки стрэнга, очутившись на чёрной влажной земле среди сырых душистых трав, немедленно зажили собственной удивительной и противоестественной (с точки зрения земного естества) жизнью.

Маленький Коля вскоре уснул в теплом и мягком спальном мешке, а дедушка ещё долго сидел, курил у костра и размышлял о том – почему он чувствует такое облегчение, не видя больше в ночном небе страшные (иного слова и не подберешь) ярко-бирюзовые огни… Луна прочертила по черной поверхности широкой полноводной реки багрово-алую дорожку, оттороченную по кромкам золотыми бликами. Против течения, тяжело пыхтя стареньким дизелем, с трудом тащилась самоходная баржа. На палубе баржи толпилась полупьяная команда и с интересом наблюдала за ярко-бирюзовыми пятнами, метавшимися в небе по беспорядочным траекториям невысоко прямо над баржей.

Нетрезвые речники ничего не могли понять, без какой-либо опаски рассматривая необычное зрелище, смачно его комментируя и беззаботно зубоскаля. А на самом-то деле – ничего смешного не происходило в небе над баржей. Это кружились злые кровожадные румпли, и – не просто кружились, а – бешеными темпами размножались.

Миллионами ворсинок-рецепторов они жадно и огромными количествами всасывали кислород, являвшийся основным строительным материалом их молодых ненасытных организмов, имеющих ярко выраженную тенденцию к неограниченному бурному росту. Бирюзовая слизь в виде неопределённых ошметьев щедро валилась с неба и с шипением падала в тёмную речную воду. Шипение в местах падения длилось достаточно долго, и самые наблюдательные из членов команды баржи замечали слабые струйки пара, поднимавшиеся кверху.

Получавшийся пар отсвечивал неприятной пурпурной зеленью, а по влажному воздуху стремительно распространялся специфический запах химикатов, более всего напоминавший аммиачные миазмы. А самое любопытное заключалось в том, что ошметья румплей не тонули, а, по-прежнему сверкая ярким бирюзовым огнем, занимали статичное положение неглубоко под поверхностью и принимались совершенно непринужденно колыхаться там наподобие морских медуз.

– Чертовщина творится, да и только! – изумлённо произнес капитан баржи и яростно поскреб пятерней собственное темя, скрытое под густым каре тёмно-русых волос.