Книга Пока ты пытался стать богом... Мучительный путь нарцисса - Ирина Млодик

– Рома, стой! – пытаюсь я взять ситуацию в свои руки, освобождаясь из его тисков. – Мне надо серьезно с тобой поговорить. Это очень важно. Удели мне хотя бы пятнадцать минут.

– О чем речь, дружище, для тебя хоть полчаса, только сначала кофе. Я без кофе не человек – ты же знаешь. К тому же высыпаться нормально я не успеваю…

Всю недолгую дорогу до кафе мне хотелось его треснуть. Чем-то очень тяжелым. Хотелось, чтобы он замолчал, перестал излучать неудержимую радость, прекратил светиться, суетиться, размахивать руками. Чтобы стал серьезным и хоть на минуту вспомнил о своей семье. Я уже стала всерьез опасаться за возложенную на меня дипломатическую миссию. Я боялась того, что не смогу пробиться сквозь это счастье к его ответственности и благоразумию. Я совершенно не слушала его самоуверенную трескотню, подбирала слова и аргументы. Вдруг он, зайдя в кафе, бросился к дальнему столику, за которым уже сидела какая-то блондинка.

Дальше все происходило, как в плохом голливудском кино. Замедленная съемка: Ромка подбегает к этой девушке, берет двумя ладонями ее лицо, нежно целует, в этот момент я медленно начинаю узнавать свою бывшую сокурсницу Машку, которую я не видела трудно вспомнить, сколько лет. Машка тоже, видимо, начинает узнавать меня, но смотрит на меня растерянно, со все возрастающим удивлением. Ромка поворачивается ко мне и, весь светясь, заявляет:

– Крот, это моя Мария, моя Машенька.

– Мы знакомы, учились вместе, – хриплю я. От неожиданности и вчерашнего дождя у меня садится голос.

– Почему «Крот»? – Машка вцепляется в руку нашего принца и смотрит на него не менее, чем у него светящимися глазами.

– Его святейшество меня так назвал, спроси у него. – Я не испытываю никакой радости от свалившейся на меня встречи. Скорее я чувствую себя как морская свинка, перед носом которой вот-вот захлопнут выход из клетки. Заказав кофе, какое-то время я сижу молча.

Будто чем-то тяжелым в результате ударили меня, и я слегка контужена и плохо воспринимаю реальность. В это время влюбленные о чем-то нежно воркуют, их можно рисовать акварелью и продавать картинки на День святого Валентина.

– Так о чем ты хотела со мной поговорить? – Ромка оборачивается ко мне с таким участливым лицом, что мне опять хочется его стукнуть.

– О твоей семье. Валюшке плохо совсем, она две ночи не спит уже. Катюшке страшно. Лиза у бабушки. Ты не пришел. Так нельзя, Ром. Ты должен с ними поговорить. Так не делают… Ты не можешь просто не приходить домой.

– Я ей сказал, что ухожу. Все же честно. Ты должна понять, я больше не могу врать. Врать ей, себе самому. Я люблю другую, я жить без Машуни не могу. Ты понимаешь это? Ну что изменил бы вчерашний разговор? Она бы все равно расстраивалась. Думаешь, мне все это легко далось? Думаешь, мне легко будет видеть ее слезы?

– Ром, ну пойми. Ты не просто полюбил другую женщину и теперь хочешь жить с ней. Ты уходишь от своей прежней жены, от семьи, от девчонок. Если тебе за каким-то лешим понадобилось создать новую семью, то, наверное, сначала надо разобраться со старой. Как ты считаешь? Ты сказал Валюшке два слова: «Я ухожу». Всего два слова. А дальше? А девочки что должны думать? Кто поговорит с ними? Кто им все объяснит? И как им всем жить дальше?

– Я поговорю, обязательно. Страсти улягутся, Валюшка успокоится, я приду и поговорю.

– Ты вправду такой тупой или прикидываешься?! Как она успокоится, если она тебя ждет? Если она верит, что все еще возможно. Если она не ест и не пьет, с тех пор как ты ей сказал. И она не будет ни есть, ни пить, пока ты с ней не объяснишься. Ты же мучаешь близкого тебе человека, она же столько лет с тобой валандалась! За одно это она заслужила хотя бы человеческого прощания? И вообще, ты уверен, что действительно готов бросить семью?

– Почему ты так об этом волнуешься? – Машка смотрит слегка встревоженно и еще крепче сжимает Ромкину руку.

– Потому что я была там вчера. И потому что я дружу с этой семьей. Не только с этим влюбленным придурком, но и с его женой, девчонками. И вчера Валюшка была «в руинах». И я боюсь, что она сойдет с ума или покончит с собой, и Катюшка боится, она даже в школу сегодня не ходила, боялась ее оставлять одну. Рома, ты должен сегодня прийти домой. Ты просто обязан. Я прошу тебя.

– Хорошо, я приду. Может, и ты со мной? Валюшку успокоишь, если что…

– Ну уж нет! Это твоя семья! С меня и вчерашнего вечера хватило! Валюшка в мою голову чуть кружку не запустила, ты можешь себе представить, как ее надо разозлить?! А все из-за тебя! Я ей сказала, что у тебя кто-то есть, но скорее всего это все у тебя не так серьезно. Давай-ка сам теперь. Уже и так ты меня подставил, поделившись своим секретом. И почему на этот раз для своих донжуанских целей ты еще выбрал мою однокурсницу? В Москве несколько миллионов женщин, а ты выбрал именно Машку! За что мне это?!

В студенческие времена Машка особенно ничем не блистала. Умом, во всяком случае. Однако она всегда была окружена поклонниками. В нашем сообществе им практически неоткуда было взяться. А у Машки поклонники были. Всегда. Чем она их брала? Красотой? Обаянием? Не знаю. Я всегда рядом с ней чувствовала себя не в своей тарелке. Возможно, оттого, что я вообще в те времена себя не осознавала, ходила тенью, если не тенью отца Гамлета, то уж тенью невоплотившейся Себя точно.

Сейчас, вколачивая асфальт в землю, я двигалась по направлению к метро и вспоминала то чувство, которое охватывало меня рядом с ней. Ощущение интриги, недосказанности из серии: «Говорит не то, что думает, думает, не то, что чувствует, имеет какую-то скрытую цель, ради этой цели будет делать нужное лицо».

«Она, пожалуй, красива, – с досадой думала я, – особенно сейчас, с этими светящимися глазами, с этой таинственной улыбкой. Могла бы и постареть за столько-то лет!» Как глупо я себя веду. Она очевидно хороша и стала еще лучше. Годы только отточили в ней шарм, придав ей едва уловимое, но стойкое ощущение стиля, уверенности, успеха. На «совершенство», конечно, не тянет. Но Валюшке, безусловно, составляет конкуренцию и точно ее побеждает по самому важному параметру: Машка – само воплощение женщины, а Валюшка – воплощение матери. Принц наш, видимо, подрос. Сейчас впервые со всей очевидностью во мне поселилось ощущение надвигающейся на Ромкину семью неотвратимой катастрофы.

Он уйдет. Он бросит их точно. Лизка все выдержит, Катюха скиснет, Валюшка… Даже трудно представить, как она все это переживет. Она любила Ромку, казалось, еще до того, как они встретились, а, может, и до того, как они родились, с начала времен. Она не только его любила, как любит женщина. Она боготворила его, поместив его в центр вселенной, и всю свою жизнь выстроила вокруг этого божественного солнца. Теперь солнце погасло. Точнее, переместилось в другую вселенную. И для нее, Валюшки, сейчас, безусловно, происходит катастрофа вселенского масштаба. Возможно ли предотвратить этот семейный армагеддон? О, как же противно ощущать свое полное бессилие! Ну почему люди вдруг влюбляются? Зачем им это? Звонок вырвал меня из плена мрачной философской мути.