Книга Глобальные элиты в схватке с Россией - Александр Проханов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем не менее, обе эти доминирующие концепции, либеральная и марксистская, несомненно, опирались и опираются лишь на некоторые действительные моменты общественного бытия и тесно связаны с данными моментами, линейно экстраполируя их в будущее. Поэтому прогностическая их способность на практике стремится к нулю, что, повторим, с полной очевидностью показали события как августа 1991 года в России, так и 11 сентября 2001 года в США.
Методологическая общность между этими концепциями демократии, а равно и общность их происхождения, хорошо видны через параллельное толкование феноменов власти и феноменов собственности. Если собственность социалистического государства трактуется марксистами как «общественная», то и власть в таком государстве может называться только «общенародной». Если доминирующей формой собственности в странах «западной демократии» считается частная собственность, то и структуры власти основываются на представительстве частных интересов.
Между прочим, и в трудах классиков античной политологии именно собственники обладают всеми правами гражданства и представляют себя как «народ», «демос» – в отличие от нищей и безответственной толпы, «охлоса», живущей сиюминутными интересами. В «Политии» Аристотеля «демократия» и «охлократия» выступают такими же противоположными формами правления, как «аристократия» и «олигархия», «монархия» и «тирания». Как можно видеть, противоречия в понимании феномена демократии имеют социально-исторические корни, уходящие в глубину тысячелетий.
Однако в классическом противопоставлении знаменитого философа древности можно найти и определенное указание пути к адекватному разрешению фундаментального парадокса демократии. И этот путь заключается в необходимости точного понимания термина «народ». Народ нельзя рассматривать только как некую общность людей, живущих здесь и сейчас. В понятие «народа» входят все поколения данной культурно-исторической общности: как прошлые, так и будущие. Поэтому народ есть прежде всего культурно-историческая возможность, потенция, а «народ» в его узком политическом понимании является лишь текущей актуализацией (и реализацией) данной возможности. Обостренную, доведенную до предела и даже до абсурда формулировку этой ситуации дал еще в XIX веке Жозеф Эрнест Ренан (Josef Ernest Renan) и развил в своей книге «Восстание масс» Хосе Ортега-и-Гассет (Jose Ortega-y-Gasset): «Жизнь нации – это постоянный плебисцит». Стоит заметить, что здесь налицо «круг в доказательствах» (Circulus in probando) – ведь плебисцит возможен только в рамках уже существующего народа. Если же под «плебисцитом» подразумевать ежедневную деятельность народа (нации), никак не связанную с выделенным и формализованным через институты общества и государства народным волеизъявлением, т. е. плебисцитом в общепринятом смысле, то мы как раз столкнемся с абсурдной метафорой – подменой понятий, не имеющей логического смысла, но имеющей образный смысл.
«Народ» как объект власти почти невозможно увидеть за народом как субъектом, «одинокой волной», бегущей по морю истории. Однако и здесь можно прибегнуть к облегчающей понимание аналогии. Рассматривая понятие народа как культурно-исторического проекта, сошлемся на то, что даже в самом демократическом обществе никто не предоставляет всю полноту гражданских и политических прав детям до достижения ими законодательно установленного возраста совершеннолетия – однако существование этого возрастного ценза, ограничивающего народ как субъект власти, способно вызвать обвинения в «ограничении демократии» или в «тоталитаризме» только у крайних энтузиастов идеи демократии, чье состояние граничит с невменяемостью. Отношение к детям и подросткам как «будущему народу» выглядит совершенно естественным и оправданным. Не менее оправданным выглядит и установление «ценза дееспособности», в соответствии с которым психически больные, хотя формально совершеннолетние, люди лишаются ряда политических и гражданских прав, и над ними в законодательном порядке устанавливается режим опеки.
И точно так же, как важнейшая функция института собственности заключается, по сути, в обеспечении материальных и социальных условий для продолжения рода (семьи), важнейшая функция института демократии заключается в обеспечении материальных и политических условий для продолжения существования народа (этноса) в истории.
Суммируя вышеизложенное, можно сделать несколько предварительных выводов.
Во-первых, тема исследования существующих элит и их трансформации, чрезвычайно слабо изученная в отечественной научной и политической традиции, в условиях глобального системного кризиса должна стать одним из важнейших направлений изучения политико-экономической динамики как национальных государств, так и крупнейших транснациональных корпораций, в том числе – информационно-финансовых.
Во-вторых, сегодня управление глобальными социально-экономическими, финансовыми и политическими процессами в рамках «однополярного» Pax Americana элитным сообществом «коллективного Запада» не отвечает и в обозримой перспективе не может отвечать интересам человечества, поскольку основано на саморазрушительном «поле смыслов» с приоритетом принципа «свободы» в идеологии над принципами «справедливости» и «прогресса», что приводит к абсолютизации и приоритету ложного понимания принципа «демократии» как формы власти в политике и принципа «выгоды» («прибыли») как формы собственности в экономике.
Наконец, в-третьих, поскольку в самих институтах собственности и власти имплицировано проектное право их субъектов распоряжаться ими, в том числе самостоятельно и свободно отказываться от них, те или иные актуальные формы данных институтов не могут носить неизменный и абсолютный характер, что, собственно, неопровержимо доказывается всем ходом человеческой истории в целом, а также отдельных государств и народов в частности.
1. Глобальная элита
К началу XXI века (а для наиболее дальновидных наблюдателей – еще раньше) стало очевидным, что интересам глобальной, транснациональной «элиты» в наибольшей степени соответствует создание единого «мирового правительства», единой мировой экономической и финансовой системы с единой денежной системой (нетрудно догадаться, какой именно). Некоторые идеологи шли еще дальше и предлагали создание единого языка: вспомним заигрывание с созданием и попытками распространения эсперанто. И с отказом от мировых, традиционных религий. Напомню, что, в соответствии с Законом РФ 1997 года «О свободе совести и религиозных организациях», на территории России такими считаются православие, ислам, иудаизм и буддизм.
Часть из этих «всечеловеческих» иллюзий прекрасно отражена в наиболее известной песне (и наиболее продаваемом сингле за всю его музыкальную карьеру) гуру англоязычного либерализма Джона Леннона «Представь себе» (Imagine), воспевающего то, что «рая нет… и ада тоже нет… нет больше стран… не за что умирать и убивать, и религии тоже больше нет… нет собственности» (хотелось бы спросить Леннона: «Ни у кого нет собственности или только у тех обездоленных, у кого её нет и сейчас? А те, у кого она есть, та самая финансовая элита, откажется ли от своей собственности? Ради чего?»). «И тогда весь мир объединится». Неужели? Сам Леннон называл «Imagine» своей самой революционной композицией в «сладкой упаковке».
