Книга Великие умы России. Том 11. Александр Столетов - Полина Чех
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даже здесь легко заметить требовательность Столетова, в том числе к себе. Он ближе всех исследователей подобрался к точной величине отношения электромагнитных и электростатических единиц, получив значение, близкое к скорости света, но все равно считает, что опыты не закончены.
Однако он не смог их продолжить из-за случайной поломки установки.
В программу обучения студентов Столетов включает обязательную двухгодичную командировку в центры науки на Западе, чтобы те «имели случай воспользоваться общением с великими учеными Запада и более или менее продолжительным пребыванием в той атмосфере уважения к науке в западных лабораториях и аудиториях». Это приносит хорошие плоды, считает Александр Григорьевич: «Из числа лиц, командированных Министерством и университетами по предмету физики с 1862 года, я не знаю ни одного лица, который бы не получил ученой степени и места в одном из университетов».
К 1882 году лаборатория по своему виду совершенно не похожа на ту, что была на этом месте десять лет назад. «Это были 5 светлых комнат, – пишет Гольдгаммер. – Из них одна маленькая (библиотека), а бывшая, вероятно, кухня стала теперь передней и „химической“. В этих трех комнатах помещались весы, магнитометр Гаусса, воздушный насос Гейслера, гальванометр Мейерштейна и т. д., а небольшой угол в первой мог быть отгораживанием черной драпировкой для опытов на спектроскопе Мейерштейна перед окном, выходившим на юг и позволявшим пользоваться гелиостатом». Расходы на лабораторию все же увеличивают, и если в 1884 году в ней и в физическом кабинете было 728 приборов, то к 1896-му их стало уже 1249.
В 1882 году на факультете начинаются кадровые перестановки. Уходит в отставку Любимов, и Столетов занимает вожделенное место профессора экспериментальной физики. Теоретическую кафедру он передает своему ученику магистру А. П. Соколову.
В этот год Столетов осознает, что для продуктивной практической работы одной лишь лаборатории мало. Он бросает все силы на создание физического института при Московском университете и разработку идеального курса по экспериментальной физике, который он с огромным удовольствием читает до конца своей жизни.
Прибор Пулуя для определения механического эквивалента теплоты. Изготовлен И. Ф. Усагиным в 1886 году
Первым делом Столетов хочет объединить в единый комплекс кабинет, физическую аудиторию и лабораторию, которые находятся в разных местах, слишком далеко друг от друга. Он подает прошение в совет университета. Столетов замечает: «В настоящее время, взяв на себя чтение общей физики на физико-математическом и медицинском факультетах, я считаю необходимым знакомить слушателей и с теми снарядами, которые помещены в лаборатории. С другой стороны, при постепенном расширении практических занятий чувствуешь надобность пользоваться в лаборатории снарядами кабинета. То и другое ведет к постоянной переноске снарядов из одного помещения в другое; общее заведование становится крайне затруднительным; силы двух лаборантов, состоящих при лаборатории и кабинете, дробятся и не приносят всей той пользы, какая могла бы достигаться при более целесообразном размещении коллекции и сосредоточении занятий в одном здании». Столетов предлагает два проекта: либо совместить перестраивающуюся химическую лабораторию и физическую и создать химико-физический институт, где аудитория для химии и опытной физики могла бы быть общей; либо отдать физическому институту весь ректорский дом, чтобы переоборудовать его под большую аудиторию.
Но ученый получает отказ. Тогда, формально оставаясь заведующим лабораторией, Александр Григорьевич передает бразды правления в ней своему бывшему ученику Соколову, а сам решает действовать своим главным оружием – словом.
Физическая лаборатория Кембриджского университета, фото из архива А. Г. Столетова. Он был приглашен на ее торжественное открытие
14 декабря 1883 года Столетов выступает на заседании отделения физических наук Общества любителей естествознания с докладом «Физические лаборатории у нас и за границей». В нем он с горечью отмечает разницу между западными опытными кабинетами и нашими. Он рассказывает о состояниях петербургской, казанской, одесской, варшавской, харьковской лабораторий.
Про старейший русский университет Столетов говорит: «Под физикой около 110 саженей в один этаж (не считая аудитории, которая принадлежит одной кафедре), вся коллекция теснится на 30 кв. саженей. Эта сотня квадратных саженей представляет притом чересполосицу – два участка в двух разных домах, разделенных большими дворами и улицей
Аудитория лишена солнечного света, почти лишена и дневного, имеет 140 мест – приблизительно для одной четверти наличного состава слушателей и представляет как бы по особому заказу всевозможные неудобства. Коллекция бедна, и нужны многие тысячи, чтобы ее пополнить и облагообразить. Обновление физических институтов, можно сказать, еще не началось у нас. Когда начнется?»
Но Москвой Александр Григорьевич не ограничивается. Единственное учреждение в России, представляющее «без сомнения роскошное заведение», – это академическая физическая обсерватория и ее филиал в Павловске («суккурзал», как язвительно называет его Столетов, намекая на аристократические гулянья). Он указывает и на то, что «русскому, желающему поучиться и поработать, трудно туда проникнуть», и говорит о противодействии «темных сил, которые ревниво затворяют двери академии перед русскими талантами».
Такой метод борьбы действует, и к 1884 году Столетову удается получить деньги пусть и не на институт, но хотя бы на перестройку аудитории. «Физическая аудитория преобразовывается, делается скоро совсем неузнаваемой, образцовой, – пишет Соколов, – в настоящем ее виде ей могли позавидовать не только все физические аудитории русских университетов, но и многие заграничные. Вместо полутемного, неуклюжего помещения мы имеем обширную, высокую и светлую залу, вмещающую в себе около 400 человек слушателей. Аудитория снабжена всеми необходимыми лекционными приспособлениями: газом, водой из городского водопровода, прекрасным электрическим освещением. Имеются большой гелиостат для солнечного света, газовый двигатель и динамо-машина для постоянных и переменных токов, большой экспериментальный стол, хорошо действующая система затемнения аудитории, экраны, доски и пр. Достаточно сказать, что во время последнего IX съезда естествоиспытателей и врачей в Москве в 1893–1894 гг. съехавшиеся к нам со всех концов России ученые, гости выражали единодушное свое удивление и восторг от нашей аудитории, и проф. Петербургского университета И. И. Боргман охарактеризовал ее одним словом – „чудная аудитория“».
«Уничтожаются старинные колонны и хоры, затемнявшие аудиторию, она делается светлее и поместительнее, – рассказывает Гольдгаммер, – под ней помещается в подвале газовый двигатель и динамо, аудитория становится равной лучшим аудиториям европейских университетов и украшается впоследствии бюстом и законами Ньютона. Эти перестройки позволили расширить немного и само помещение физического кабинета; кроме того, к нему присоединились еще две комнаты, и Столетов получил возможность работать экспериментально и в физическом кабинете, здесь же, где готовились опыты к лекциям, не перебегая несколько раз в день из старого здания Университета в новое и обратно. Но все это потребовало времени и уладилось окончательно только к 1887 году».