Книга Алина - Сергей и Дина Волсини

– Мы его берем, и баста.

– Нет, не берем! – она кинулась вырывать свитер из моих рук.

– Ладно, ладно. Ты не будешь надевать его. Пусть просто лежит дома на всякий случай.

– На какой еще случай? Зачем? Оставь! Я не хочу брать то, что не буду носить! Ты же знаешь, я терпеть не могу покупать лишнее! – в голосе у нее послышались слезы.

– Да что с тобой?

– Ничего! Я не буду носить этот свитер!

– Может, ты будешь носить его дома. Дома же холодно?

– Не буду! Я не хочу ходить дома как колобок!

– Ну ладно, будешь спать в нем. Помнишь, как замерзла ночью?

– Нет, не буду!

Я прошелся по магазину еще раз, но ничего лучшего не нашел и вернулся к кассам. Алина смотрела на меня, чуть не плача.

– Не волнуйся, я сам буду его носить, – сказал я. – Мне он понравился.

Расплатившись, я попросил продавщицу срезать с одежды этикетки, чтобы Алина могла здесь же надеть на себя свои покупки. Настроение у нее сразу улучшилось. Кружась у зеркала, она нарядилась во все новое, сняла промокшие туфли и надела на ноги шерстяные носки и кроссовки, шею обмотала шарфом и скоро выскочила из примерочной порозовевшая и довольная.

– Ну слава богу, – сказал я, оглядев ее. Теперь я мог не бояться, что она простудится.

Алина бросилась мне на шею с визгами и поцелуями. В обнимку мы вышли из магазина.

– Ну как я вам? – весело спросила сестру Алина, нарочно покачивая бедрами, а потом повернувшись спиной и показывая обновки.

– Прекрасно, – мрачно произнесла Лия и, даже не взглянув на нее, забралась на пассажирское сиденье и закрыла дверцу прямо перед нашими носами.

– Что это с ними? – испуганно спросила меня Алина.

Я не знал.

– Да что с вами такое?

Ей никто не ответил. На водительском месте уже сидел Мишаня, тоже хмурый и злой. Мы с Алиной молча переглянулись, заняли свои места, и машина тронулась; мы даже не знали, куда едем. Я видел, что Мишаня был сам не свой, скулы у него ходили ходуном от напряжения, глаза метали молнии. Он навис над рулем и вел машину неровно, то резко тормозя, то, взвизгивая шинами, срываясь с места. Лучше было бы, если бы за руль сел я, но у меня язык не повернулся предложить ему это – я решил, что только хуже сделаю, и молился про себя, чтобы мы ни в кого не врезались. Лия сидела, отвернувшись от него всем телом, и глядела в сторону, в окно. Мне не было видно ее лица, но я догадывался по сникшему личику Алины, которая жалобно и преданно смотрела на сестру, что та или плачет или едва сдерживается, чтобы не плакать.

В гробовой тишине мы подъехали к нашему шлагбауму. Мишаня вздернул машину вверх по дорожке, да так лихо, что Алину откинуло на спину, она тихо вскрикнула и схватила меня за руку. Не тормозя на поворотах, мы взлетели на горку, благо, на пути нам никто не повстречался, и встали перед нашими домами. Я подал Алине знак глазами, и мы быстро поднялись со своих мест, оставив в машине их двоих.

Из окна нам было видно, как через несколько минут из машины вышла Лия. Она пошла к своему дому обычной плавной походкой. Лицо ее было ровно, глаза сухи. За ней выскочил Мишаня.

Я с тобой, между прочим, разговариваю!

Она не обернулась. Он кинулся к ней и, схватив за локоть, грубо развернул к себе, но тут она, оборачиваясь, глянула в наше окно, как будто знала, что мы стоим там. Не знаю почему, меня как кипятком ошпарил ее взгляд, встревоженный, но гордый, бесстрашный, обращенный, как мне показалось, прямо на меня; я даже отступил назад. Мишаня тоже обернулся и, увидев нас, выпустил ее. Она взбежала на крыльцо и скрылась за дверью. Мишаня выругался, пошел обратно, стукнул ладонью по капоту, потом вскочил за руль и погнал машину прочь.

Сколько я ни объяснял Алине, что нам не следует вмешиваться в их конфликт, сколько ни просил ее остаться, в нее как бес вселился.

– Пойми же ты наконец, – взывал я к ней, – они уже столько лет друг с другом живут! Сколько, кстати? Десять?

– Четырнадцать. У них как раз годовщина в этом месяце.

– Ну вот, видишь, тем более! Четырнадцать лет! Они не первый раз ссорятся, они сами во всем разберутся.

– Я знаю, знаю, – говорила она, уже собираясь.

– Они ведь и сюда приехали не из-за нас, а чтобы побыть вдвоем, выяснить отношения. Ты это хоть понимаешь?

– Понимаю, Алеш, понимаю.

– Так давай не будем им мешать! Пусть выясняют на здоровье, пусть разбираются.

– Я и не буду мешать.

– У людей кризис, это нормально. Такое у всех случается.

– Я только посмотрю, как она.

– Поверь мне, такие вещи должны решаться между двумя. Чужие советы здесь не помогут. Только хуже будет.

– Я быстро, – только бросила она в ответ и помчалась к сестре.

Я, конечно, знал, что значит это ее «быстро». Сейчас сядут вдвоем, станут лить слезы, жалеть и утешать друг друга, вспоминать старое и строить планы на будущее… Дома мне было совершенно нечем заняться. Связи здесь, в горах, не было никакой, ни интернета, ни телефона, ни даже телевизора. Я видел как-то в руках у Алины книжку, огляделся, нашел ее у кровати и, перелистав, тут же бросил на место – на редкость скучный девичий роман.

Я горько вздохнул. Не нравилась мне эта поездка. Не нравились Алинины родственники, и не они сами – бог бы с ними, нам вместе не жить – а то, какой становилась при них Алина, вечно чем-то обеспокоенной, нахмуренной, раздражительной. Удрученный этими мыслями, я вышел – не сидеть же здесь в полном одиночестве; не спеша спустился по дорожке, оглядывая домики и удивляясь их унылой пустоте, внизу постучал в магазинчик, что стоял рядом со сторожкой, там снова никто не ответил, я глянул на часы и вспомнил – сиеста, перешел дорогу и отправился вдоль поля по кустистой нетоптаной траве. Изредка мимо меня с гулом неслись автомобили, и только они исчезали, становилось тихо, свежо. Над головой толпились уже тучки, прикрывая собой солнце, было одновременно и пасмурно, и ярко. Взвывал и пронизывал холодом ветер, а в следующую минуту лицо жгло открывшееся из-за облаков солнце, и от его горячего жара слепились, тяжелели глаза. Было беспокойно и неопределенно, когда не знаешь, то ли небо сейчас разойдется, то ли хлынет вот-вот дождем. Из живописного я отметил про себя лишь горстки бледных тощих маков, торчащих по обочинам дороги, в остальном же было здесь дико, нехожено. Ботинки мои вязли во влажной и липкой траве, и скоро я остановился, заставил себя еще раз оглядеться вокруг, коря себя за то, что недостаточно полюбовался и оценил красоту этих мест, и, с ощущением сделанного дела, вернулся наверх.

Когда я уже подходил к дому, начался дождь. Алины, разумеется, еще не было. От нечего делать я лег спать.

Вечер прошел вяло и скучно. Меня разбудил звук двигателя, это Мишаня ставил под навес машину. В ту же минуту я увидел, как из соседнего крыльца спешно выскочила Алина и, боясь столкнуться с Мишаней, пулей влетела в дом. Я, одичавший от одиночества, взялся сходу пересказывать Алине план, который созрел у меня за эти часы: я предлагал нам с ней немедля арендовать собственный автомобиль и поездить по округе вдвоем, чтобы не зависеть ни от кого и не сидеть в этом доме как в клетке. Она слушала меня вполуха и рассеяно молчала, думая о чем-то своем. Я дергал ее за руку и пытался добиться от нее ответа, но все напрасно; в конце концов мы чуть не рассорились.