Книга Рыжая девушка с кофейником - Анна Данилова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А почему бы и нет?
– Мне не до шуток. Скажи, в каком морге находятся трупы,
дай мне разрешение или записку для твоего Романова, и я оставлю тебя в покое… Но только СОВСЕМ оставлю тебя в покое… У меня уже в печенках сидит твоя бессмысленная мнительность… Ты стал как девушка… А мне работать надо.
Я увидела нечто такое, что, как мне кажется, имеет прямое отношение к этим несчастным… И прошу тебя, если ты не изменишь свое отношение к моим поступкам, то вскоре ты вообще забудешь о моем существовании… Я не шучу… А теперь давай, пиши своему «упертому Романову»…
Логинов протер глаза, мотнул головой, словно увидел перед собой призрак:
– Как ты изменилась, – наконец сказал он, автоматически нашаривая в нагрудном кармане ручку одной рукой, и пытаясь открыть кожанную папку другой. – Когда я познакомился с тобой, то меньше всего мог предполагать то ты мало того, что прочто войдешь в мою личную жизнь, но ее ворвешься как ветер, как пожар… в мою работу… А как изменился тон, с каким ты обращаешься ко мне… Ты мне, кажется, уже начинаешь ставить условия?
– Жизнь не стоит на месте, и тебе пора бы это знать. Ты и сам изменился, стал, к примеру, толще сантиметров на десять, да и огрубел… Раньше ты был сама нежность, а сейчас, когда тебе нужно, забываешь меня даже поцеловать… Ты меня понял, ведь так?..
Он хотел еще что-то сказать, но она показала ему взглядом на ручку, которую он держал в руках, тем самым давая понять, что разговор окончен и что она спешит:
– Обещаю тебе, что как только что-нибудь обнаружу или
просто пойму, обязательно позвоню… Только когда тебя повысят в звании, не забудь поставить мне шампанское и купить двухэтажную коробку Рот-Фронта…
Огромная кастрюля с манной кашей источала сладковато-горелый дух, так всегда пахнет в детских садах и яслях. Это запах тепла, детства и самой невинности, чистоты.
Ира Соляная, стриженая шатенка с симпатичной родинкой над левой губой, воспитательница младшей группы детского сада номер 26, дождалась когда в кастрюльку с иероглифами «ср. гр.», выведенными густой красной масляной краской, положили большой кусок желтого сливочного масла и понесла ее на второй этаж, в группу. Затем снова спустилась на кухню и приняла из натруженных рук поварихи большой коричневый пластмассовый поднос с тридцатью нежными бутербродами из ломтиков свежего батона с маслом и сыром. И вот когда осталось принести огромный алюминиевый чайник с горячим какао, заявилась, наконец, нянечка, черноглазая татарка Рая Ергалиева, которая все утро трепалась по телефону со своим женихом и считала это вполне нормальным явлением.
– Все, можешь быть свободна, – бросила она через плечо
Ире, которая от досады и злости не знала, что сказать. —
Иди к своим сопливым, а я тут быстро все накрою…
– Вообще-то я уже все накрыла… – Ира чувствовала, как предательские слезы наворачиваются на глаза, и ей было ужасно стыдно за свою слабость и за то, как быстро и ловко эта Рая стала самым главным лицом в их группе, хотя всего неделю тому назад устроилась сюда всего лишь нянечкой.
– Вот и отлично, – Ергалиева, покачивая бедрами, прошлась между столами, наливая в крохотные бокальчики какао. Время от времени она останавливалась, чтобы съесть пару бутербродов. Ира, которая наблюдала за ней, сглотнула слюну: им, и воспитателям, и нянечкам да и вообще всему обслуживающему персоналу запрещалось строго-настрого есть детсадовскую еду по той лишь причине, что они не в состоянии были ее оплачивать. Лишних порций практически не бывало, поскольку велся строгий учет, и родители заболевших детей всегда звонили и предупреждали, чтобы ребенка «сняли с питания», это позволяло им экономить при оплате. Но это не мешало Раечке Ергалиевой находить себе пару-другую бутербродов или котлет, которые они съедала не моргнув глазом, мотивируя это тем, что тот или иой ребенок «все равно не съест»… И напрасно Ира пыталась объяснить ей, что их задача, взрослых, уговорить ребенка съесть свою порцию… Все было бесполезно…
И вдруг она, не выдержав нахального поведения своей нянечки, сказала, да так громко, что дети, которые играли на ковре в игровой комнате, как-то попритихли и повернули в сторону взрослых головы:
– Если ты не прекратишь есть чужую еду, мне придется поставить вопрос о твоем увольнении на педсобрании. Я не шучу.
Ергалиева, спокойно проглотив бутерброд, налила себе какао и с удовольствием, с чувством превосходства, неспеша выпила его:
– Да пошла ты…
И тут случилось то, о чем долго потом будут говорить в стенах этого детсада: Ира ударила Ергалиеву. Наотмашь по лицу. Сначала один раз по правой щеке, а потом тыльной стороной руки – по левой. И так – несколько раз. Пока лицо ненавистной ей татарки не стало красным.
Затем Ира спокойно, насколько ей позволяло природное самообладание, вышла из группы и направилась в кабинет к заведующей.
– Я надавала пощечин Раисе Ергалиевой за то, что она беззастенчиво объедала моих детей. Можете меня уволить, но заодно и ее…
После этого инцидента у нее весь день болела голова.
Рая куда-то исчезла. Ира даже не знала, о чем с ней говорила заведующая, когда вызвала к себе. Но без нянечки в группе стало как будто светлее и уж, во всяком случае, спокойнее. И когда в пять часов, как по расписанию, на детской площадке перед самым окном ее группы показался тот самый мужчина, с которым она познакомилась три дня назад, настроение и вовсе поднялось. Она уже знала, что они снова отправятся в то немецкое кафе, где Александр (как звали мужчину) угостит ее горячими пирожками с яблоками и ледяной, с кубиком льда, терпкой колой.
Она едва дождалась, когда ушла заведующая, чтобы можно было поручить всех оставшихся ребятишек воспитательнице подготовительной группы, которая иногда выручала ее таким образом.
– У меня всего семеро осталось, но их очень скоро разберут, – сказала она своей подруге, подводя к ее веранде стайку детей.
– Это он? – спросила та, кивая головой на стоящего уже у ворот мужчину в черных джинсах и черной рубашке с короткими рукавами.
– Он.
– Красивый. А кто он?
– Бизнесмен какой-то. Я точно не знаю.
– А машина у него есть?
– Тоже пока не знаю. Мы все больше на такси…
Когда она подошла к нему, он показался ей немного сердитым:
– Что-то долго ты разговаривала с этой… крашенной…
– Но ведь она же осталась с моими детьми… – Ира улыбнулась, пытаясь растопить тот лед, который она почувствовала сразу же, как только взглянула ему в глаза и причину которого пока не могла понять. – Куда мы сегодня пойдем?
– А мы сегодня не пойдем, а поедем… – он наконец улыбнулся, и Ира вздохнула с облегчением. «Как все-таки мы зависим от мужчин…»
