Книга Выжить любой ценой. Немецкий пехотинец на Восточном фронте. 1941-1945 - Оскар Скейя

– Где ваши документы?

Я посмотрел ему в глаза и ответил:

– Их уже забрал командир роты.

Командир оглянулся на старшего группы конвоиров и спросил:

– Это правда?

Тот ответил нервно:

– Да, товарищ командир. Мы забрали их. Наверное, я отдал их кому-то, а может быть, положил куда-то. Я поищу.

– Идите и поищите.

Командир отделения кивнул и бросился вон из комнаты.

Командир батальона снова обратился ко мне:

– Вы офицер?

– Нет, я простой солдат, повар. Это был мой первый бой.

Он улыбнулся и отошел назад на несколько шагов, к своему столу. Потом он развернул кусок бумаги и положил его передо мной. Это была карта всего района. Там был показан передний край русских и точно обозначено местонахождение всех дивизий вплоть до рот в их составе.

– Вам знаком этот район?

– Нет, незнаком.

Он посмотрел на других офицеров за моей спиной и сказал по-русски:

– Этот… (бранное слово) валяет дурака. У меня нет на это времени. Отведите его в штаб дивизии.

Караульный схватил меня за руку, которой я только что успел застегнуть последнюю пуговицу, и отвел меня в маленькую комнату, где меня продержали под охраной примерно пять часов. В 2 часа пополудни уже другой конвоир забрал меня из моей камеры и вывел из здания. Снаружи ждали еще двое солдат.

Штаб дивизии располагался в другом поселке, в 20 километрах в глубь русской территории[30]. Я шел туда пешком в сопровождении трех солдат. Мы прибыли на место в 6 часов вечера. Один из них побежал вперед, чтобы предупредить о нашем прибытии часового у ворот. Потом мы сразу же последовали в кабинет командира дивизии. Этот офицер был в звании полковника. Один из солдат передал командиру записку. Тот молча прочитал ее, потом посмотрел на меня и улыбнулся. Я размышлял про себя, вызвана ли эта улыбка моим видом или содержанием записки. Командир подошел ко мне, заглянул мне в лицо и прорычал угрожающим тоном:

– Тебе придется начать отвечать на вопросы.

Это совсем не напугало меня, но я понял, что сейчас все обстоит гораздо серьезнее, чем прежде. Полковник обошел вокруг меня. Я продолжал стоять на месте. Он снова и снова спрашивал:

– Где твои документы?

Я каждый раз отвечал, что их забрал кто-то в роте. Такая линия поведения, похоже, работала на меня, и я решил ее придерживаться.

Все это продолжалось несколько минут. Затем он отвернулся и прокричал:

– Мне это надоело. Запереть его.

Двое конвоиров, встав рядом со мной с обеих сторон, препроводили меня в соседнее здание. Когда мы зашли внутрь, они передали меня солдату, который, как я узнал, выполнял обязанности начальника гауптвахты дивизии. Он сидел за столом в комнате в передней части здания. С ним рядом находились три женщины. Мне не так часто попадались женщины в русской армии. Я уверен, что он был горд таким окружением. Там был еще один человек, русский гражданский, который, как я позднее узнал, был хозяином дома.

Начальник дивизионной тюрьмы поднялся из-за стола и подошел ко мне. У него ко мне был всего один вопрос:

– Отправляете ли вы домой посылки или краденые вещи? Такого вопроса я не ожидал. Я не ответил. Тогда вперед выступил гражданский, который спросил у меня:

– Ты, фриц, разве не украл этот полушубок?

Что это были за вопросы! Я не ответил и на этот.

Глава 7

В тюремной камере

«Как хочешь», – проскрипел надзиратель. Он открыл замок, отворил крепкую дверь, которая вела в темное помещение, и толкнул меня внутрь. Затем быстро закрыл дверь за мной. Я оглянулся вокруг и обнаружил, что нахожусь в камере с пятью другими пленниками. Все они были русскими. Трое из них носили немецкие мундиры армии Власова. Двое других были гражданскими. Раньше они служили в украинской полиции, и, как выяснилось, немцы заставили их служить насильно. Все сразу же узнали, что я немецкий солдат. Они принялись внимательно меня разглядывать, но я даже не посмотрел на них и сразу же направился в противоположный угол камеры. Я стоял и молча разглядывал стену. Остальные тоже молчали. Сколько я продержусь, пока они не потеряют терпение? И, что важнее, что со мной станет, когда это произойдет? По-видимому, у меня было достаточно времени, чтобы обдумать эти вопросы.

Было 30 октября. До наступления темноты все мы очень устали, и каждый улегся на пол и заснул. Ту ночь мы провели в холодной камере, прижимаясь друг к другу потеснее, чтобы сохранять тепло. Я так и не сказал никому ни слова. В 7 часов утра мы услышали, как в замке поворачивается ключ. Дверь громко заскрипела и приоткрылась на ширину, достаточную для того, чтобы пропустить в темноту лучик света. Потом она быстро хлопнула, закрываясь. Через час дверь снова открылась, на этот раз более медленно. Это пришел хозяин дома, который принес завтрак: котелок с супом, шесть ложек и шесть кусков хлеба. С ним зашла женщина. Надзиратель тоже вошел в камеру и навис над нами.

– Ешьте! – пролаял он.

У меня не было никакого настроения есть, поэтому я отказался от пищи. Тогда он обратился ко мне:

– Ах, это для вас слишком примитивно! – Потом он посмотрел на женщину и бросил: – Этот солдат хочет есть из собственной тарелки. Принесите ему ее.

Женщина вышла и тут же вернулась с тарелкой и немецкой ложкой. Только мне одному выдали деревянную ложку. Я не был голоден, но хотел выразить свою признательность за такую чуткость к моему немецкому происхождению. Все так же сидя на полу, я посмотрел надзирателю в глаза и кивнул ему в знак благодарности. Потом взял тарелку и начал есть. Он улыбнулся и проговорил:

– Культура есть культура.

С этими словами надзиратель и женщина исчезли за дверью и снова заперли ее за собой.

В 12 часов надзиратель вернулся. Свет сияющего солнца, проникнув через дверь в темную камеру, на мгновение ослепил нас. В руке надзиратель держал лист бумаги, на котором были записаны две фамилии. Он прочитал их, и два полицая встали со своих мест. Вручив каждому по лопате, он приказал им выйти. Когда дверь закрылась, мы четверо посмотрели друг на друга. Мы понимали, для чего лопаты. Вскоре они должны были пригодиться и нам. Через час те двое вернулись. Надзиратель открыл дверь и втолкнул их внутрь. Избитые до кровоподтеков полицаи упали на пол. Трое других пленников спросили, что они делали. Дрожащими голосами те ответили, что их заставили рыть ямы, и это было все. Мы знали, что должно было произойти после этого. Один из нас будет первым, кто займет одну из этих ям. Русские тихо переговаривались между собой, и я слышал, как они говорили, что, скорее всего, первым будет «фриц». Через два часа снова вошел надзиратель с новыми указаниями. Не задерживаясь, он выкликнул троих солдат-власовцев. Выражения их лиц сразу же изменились. Они грустно посмотрели друг на друга, понимая, что жить им осталось всего несколько минут.