Книга Безымянное семейство - Жюль Верн

По примеру богатых торговцев Лондона коммерсанты Монреаля предпочитают не совмещать свои частные жилища и торговые помещения. Покончив с делами, они возвращаются к себе в северные кварталы, расположенные на склоне Королевской горы, вдоль опоясывающей ее подошву аллеи. Там находятся частные дома, похожие иной раз на дворцы, и виллы, утопающие в зелени. В стороне от этих пышных кварталов живут ирландцы, как бы запертые в своем гетто[88]Св. Анны — у устья канала де Лашин, на левом берегу реки Св. Лаврентия.

Мэтр Ник обладал приличным состоянием. Он мог бы тоже каждый вечер, как это делают торговые люди, удаляться в один из аристократических особняков Верхнего города, в густую тень Сент-Антуанского предместья. Но он принадлежал к тем нотариусам старой закалки, жизненное пространство которых ограничивается стенами их конторы, вполне оправдывая звание архивариуса[89]и денно и нощно охраняя контракты, черновики и семейные документы, вверенные его попечению. Потомок Сагаморов, таким образом, находился в своем старом доме на рыночной площади Бон-Секур постоянно. Отсюда утром 3 сентября он и отправился со своим младшим клерком нанять экипаж, совершавший рейсы между островом Монреаль и островом Иисуса, разделенными рукавами реки Св. Лаврентия.

Но сначала мэтр Ник направился в банк, шагая мимо богатых магазинов просторными улицами города, содержавшимися стараниями монреальских властей в образцовом порядке. Дойдя до здания банка, он велел Лионелю дожидаться его в вестибюле, а сам прошел к главной кассе. Возвратившись через четверть часа, нотариус свернул к конторе по найму экипажей.

Наемный экипаж представлял собой запряженную парой лошадей колымагу[90], которую на канадском наречии называют «багги». Подобные шарабаны[91], укрепленные, пожалуй, на слишком мягких, зато прочных рессорах, построены с расчетом на плохие дороги. Они могут вмещать до полудюжины пассажиров.

— А вот и господин Ник! — закричал возница, издалека завидя нотариуса, которого всегда и всюду встречали таким вот радостным возгласом.

— Он самый, в обществе своего клерка! — ответил мэтр Ник добродушно, как это всегда было ему свойственно.

— Как вы себя чувствуете, господин Ник?

— Хорошо, Том, постарайтесь и вы здравствовать так же!.. Тогда не разоритесь на лекарствах!..

— И на лекарях! — подхватил Том.

— Когда отправляемся? — спросил мэтр Ник.

— Сию минуту.

— Есть у нас попутчики?

— Пока никого, — ответил Том, — но, может быть, кто-нибудь подойдет в последний момент...

— Хотелось бы... хотелось бы, Том! Люблю побеседовать в дороге, а чтобы беседовать, как я полагаю, надо иметь собеседника!

Похоже было, однако, что столь бесхитростно выраженное мэтром Ником пожелание на этот раз не сбудется. Лошади были уже запряжены. Том нетерпеливо похлопывал кнутом, но ни один пассажир не являлся в контору.

Итак, нотариус разместился на заднем сиденье экипажа, рядом с ним тотчас уселся Лионель. В последний раз бросив взгляд вверх и вниз вдоль улицы, Том взобрался на козлы, подобрал вожжи, чмокнул, понукая лошадей, и грохочущая колымага тронулась; в эту минуту несколько прохожих, знавших Ника, — а кто не знал этого славного человека! — пожелали ему счастливого пути, на что тот благодарно помахал рукой.

Экипаж стал подниматься к верхним кварталам, двигаясь в сторону Королевской горы. Нотариус посматривал направо и налево так же внимательно, как и возница, хотя совсем по другой причине. Однако похоже было, что в это утро никому больше не понадобилось переправиться в северную часть острова, равно как и стать собеседником мэтра Ника. Увы! Ни одного попутчика! Тем временем экипаж достиг опоясывающей подошву горы аллеи, еще пустынной в этот час, и здесь лошади пустились рысью.

В это мгновение впереди по ходу кареты на аллее появился человек и сделал вознице знак остановить лошадей.

— Есть у вас место? — спросил он.

— Есть одно и «трояк» в придачу! — ответил Том, который, следуя обычаю, употребил слово «три» на канадский манер, как если бы вместо «холодно» сказал «холодняк».

Новый пассажир разместился на сиденье напротив Лионеля, отвесив мэтру Нику и его клерку поклон. Лошади снова побежали рысью, и несколько минут спустя крытые цинковым железом городские крыши, серебрившиеся на солнце, как множество зеркал, исчезли за поворотом Королевской горы.

Нотариус не без живейшего удовольствия встретил появление незнакомца, остановившего карету. По крайней мере, теперь можно было скоротать время в дороге на протяжении четырех миль, что отделяли Монреаль от верхнего рукава реки Св. Лаврентия. Однако похоже было, что пассажир не склонен принимать участие в словесной пикировке дорожной беседы. Сперва он окинул взглядом мэтра Ника и Лионеля, а затем, удобно устроившись в своем углу, прикрыл глаза и, казалось, целиком углубился в собственные мысли.

Это был молодой человек лет двадцати девяти. Его стройная фигура, крепкое сложение, волевое лицо, решительный взгляд, мужественные черты, высокий лоб в обрамлении черных волос выдавали ярко выраженный франко-канадский тип. Кто он такой? Откуда? Мэтр Ник, знавший абсолютно всех, его вовсе не знал и даже никогда раньше не видел. Тем не менее, приглядевшись к нему внимательно, он понял, что этот молодой человек, проживший еще так мало, похоже, уже перенес тяжкие испытания и прошел суровую школу жизни.

То, что незнакомец принадлежит к партии, борющейся за национальную независимость, угадывалось уже по его платью. Одетый примерно так же, как те искатели приключений, которых еще и сегодня кличут «лесными бродягами», он носил на голове синий колпак, а его верхняя одежда — нечто вроде солдатского плаща, запахивающегося на груди, и серые штаны, стянутые на талии красным кушаком, были из грубой домотканой материи.

Не следует забывать, что использование этих тканей местного производства было равнозначно политическому протесту, поскольку тем самым отвергались изделия мануфактуры[92], ввозимые из Англии. Это был один из множества способов вести себя вызывающе по отношению к властям метрополии, уходящий, кстати, корнями вглубь истории.

Действительно, разве сто пятьдесят лет тому назад бостонцы не перестали пить чай в знак ненависти к Великобритании? И так же, как некогда поставили себе за правило лоялисты, нынешние канадцы зареклись носить ткани, изготовленные в Соединенном Королевстве. Что же касается мэтра Ника, то, как лицо нейтральное он носил панталоны канадского, а редингот[93]— английского происхождения. Зато в платье патриотически настроенного Лионеля не было ни ниточки, вытканной по ту сторону Атлантики. Тем временем карета довольно-таки быстро катилась по тряской почве равнины, расстилающейся на острове Монреаль вплоть до среднего течения реки Св. Лаврентия. Но какой долгой казалась дорога разговорчивому по натуре мэтру Нику! А поскольку молодой человек, похоже, не был расположен завязать беседу, ему пришлось взяться за Лионеля — в надежде, что их попутчик, в конце концов, примет участие в разговоре.