Книга Зачем дана вторая жизнь - Людмила Герасимова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Алёнушка, внученька! Как же так случилось?! Как ты, деточка? Сильно страдаешь? Тебе больно?
— Бабушка! Со мной всё давно нормально! — бодро заверила Лена. — Вот уже домой сегодня просилась.
— Ну и что? Отпускают? — с надеждой спросила Ирина Ивановна.
— Доктор хороший. Сначала глубокое обследование перед выпиской сделает, посмотрит, нет ли осложнений.
— А что, могут быть осложнения? — забеспокоилась бабушка.
— Да какие осложнения? Только что пуля в голове осталась, — пошутила внучка.
— Какая пуля?! Боже мой! — не поняла Ирина Ивановна, оглядываясь на Настю. — Я об этом ничего не знаю! В Леночку стреляли?
— Да нет! Что вы! Это она так шутит! Пуля — в смысле тараканы в голове.
Настю испугало выражение лица побледневшей женщины, и она поторопилась объяснить:
— Это у неё после операции какие-то видения начались. Правда, она их в тайне держит, но обещала рассказать всё после выписки. Ну, Ирина Ивановна, давайте накормим нашу Лену, чтобы быстрее поправилась, а то здесь еда, знаете, какая! Она ничего практически не ест.
— Ем я, — возразила больная.
Но это не помогло, и с двух сторон на неё набросились бабушка и Настя, в четыре руки пичкая принесёнными деликатесами, пока Лена не замотала головой:
— Не хочу! Всё! Я наелась! Оставьте меня в покое!
Она устало откинулась на подушку.
— Тебе плохо? — встревожилась бабушка.
— Нет! Нормально всё, только сегодня не удалось днём отдохнуть: соседку выписывали, родственники суетились, а сейчас привезли новую.
— Да, вот тебе ключи от квартиры. Ой, я ещё тебе паричок прикупила, — вдруг вспомнила Настя и полезла в сумку. — Посмотри, какой симпатичный.
Лена взяла в руки блестящие длинные тёмные волосы с прямой чёлкой.
— Спасибо. Это то, что я хотела. Ну вот, завтра осмотрит меня психиатр, голову просветят, и домой, в свою кроватку, — сладко потянулась она.
— А зачем психиатр? Я не поняла! — всполошилась бабушка.
Лена пожалела, что сказала лишнее, и на ходу сочинила:
— Так здесь после операции на голове всех психиатр проверяет.
— Правда? — засомневалась Ирина Ивановна. — Ну ладно, отдыхай, хорошо кушай, спи больше, а я к тебе завтра приду. Так что тебе из еды принести?
Лёжа в сумерках, Лена вспоминала встречу с Максимом, снова видела на фоне огня летящую кубарем красную «Оку».
Она проснулась, когда загорелся свет — соседке ставили вторую капельницу. В палату часто входили, проверяя состояние больной. Лена то закрывала глаза, то открывала, когда становилось светло. Мучение закончилось вместе с лекарством в капельнице. Лена сползла с постели и приблизилась к соседней кровати. Здесь спала молодая женщина с туго перебинтованной грудью. Её бледное лицо с тонкими чертами поразило особой, изысканной красотой. На подушке вокруг головы разметались пушистые пряди длинных золотистых волос. Внезапно закружилась голова, перед взором поплыл туман. Лена, цепляясь за стены, с трудом добралась до постели и упала на подушку. Её замутило, а перед открытыми глазами пошли картины, как кадры замедленного фильма.
Вначале появилась незнакомая лестничная площадка: на полу в крови — молодая белокурая женщина. По ступенькам в обнимку поднимаются парень и девушка. Они замирают перед жутким зрелищем. Девушка дико визжит, выскакивают соседи из квартир, старичок вызывает милицию. Приезжает «скорая помощь», пострадавшую перекладывают на носилки, а опергруппа начинает осмотр территории и опрос свидетелей: дрожащей от страха девушки и высокого черноволосого парня, бледного и растерянного.
Лена повернулась на бок, отгоняя наваждение, крепко зажмурила глаза, и кадр сменился. Теперь возникла операционная: из груди раненой извлекают маленький предмет и бросают в ванночку. Слышится металлический стук, и Лена догадывается: это пуля.
— Что ж такое? Лезет всякое в глаза, невозможно уснуть! — вздыхает она и видит перед дверью в реанимацию лечащего врача в компании незнакомца. Доктор разрешает мужчине поговорить с больной несколько минут в присутствии медсестры:
— Не утомляйте её, ей это вредно!
Следователь присаживается на стул рядом с кроватью и спрашивает:
— Вероника Сергеевна! Вы видели, кто стрелял в вас?
Женщина почти беззвучно отвечает:
— Нет.
— Может, знаете, кто это мог быть?
— Не знаю, — еле шевелятся губы.
— У вас есть враги? — мягко настаивает следователь.
Вероника устало прикрывает глаза и молчит. Кажется, она уснула. Доктор трогает мужчину за плечо и показывает глазами на дверь. Следователь нехотя уходит.
Лена открыла глаза — за окном глубокая ночь.
— За что мне всё это?! Скорей бы утро!
Заметалась соседка, слабо застонала. Елена дотянулась до кнопки вызова — через пару минут явилась заспанная медсестра, широко распахнув дверь, пошла на красный огонёк:
— Зачем звала?
— Она стонет! Ей, кажется, плохо!
— Всё в порядке, не беспокой по пустякам! — проверив пульс больной, с раздражением сказала Марина (это имя значилось на бэйдже).
— Скажите, её Вероникой зовут? — спросила Лена.
— Маврыкивной, — съязвила сестричка, намереваясь покинуть помещение.
— В неё стреляли? — не сдавалась Елена.
— Да, огнестрельное!
— Я никак не могу уснуть. Мне перестали колоть снотворное?
— Если не сделали, значит, нет назначения.
— Может, тогда таблетку дадите?
Марина, подавив зевок, изучающе взглянула на Лену. «Если больная не уснёт, то и мне не даст», — прочиталось в её глазах, и она ушла за снотворным.
Лежит Радуня, связанная по рукам и ногам, на беличьих шкурках, брошенных на воз. Пять телег с добром в сопровождении дюжины всадников медленно въезжают в низкие ворота просторного двора. Слышит пленница топот ног, приветственные крики. Останавливается воз под ней, снова трогается и тут же резко встаёт после зычного окрика:
— Тпру! Окаянная!
Сильные руки тащат девушку вниз. Огромный мужик, что увёз из родного дома, рассекает ножом путы, опускает её на землю. Качается от слабости Радуня — поддерживает её похититель и, толкая в спину, заставляет подняться на высокое крыльцо в просторную нарядную избу. Такую она никогда не видела. Стоят в чистой горнице, не с глиняным или земляным, а дощатым полом, вдоль стен дубовые лавки с резными ножками; посередине возвышается большая белёная печь; уходит труба вверх, в потолок. Сажают Радуню на лавку у входа. Висит в углу перед тёмной доской на тонких цепях плошка. Слабый огонь в ней манит к себе. Строго смотрит сверху узкое мужское лицо. Наверное, хозяин дома!
