Книга Ночь на хуторе близ Диканьки - Андрей Белянин

– А може, тот паныч нас зовсим не уважаеть? Може, он и Господа Бога не уважаеть, коль пред нашими святыми иконами шапку не ломае, ась?!

Три собутыльника кривыми улыбками изобразили, что штоф практически пуст. А стало быть, компания пребывает в состоянии недопития, что не есть дюже добре…

– Ваше благородие, нам бы ще горилочки… – хором завели козаки, а кузнец, не обращая на них внимания, смог наконец выразить свою точку зрения:

– Мамо, вона ж всегда мамо! Может и приласкати, а может и рушником по заду. Як я можу ридну маменьку видьмой назвати? Ни як! Може, оно так и було, шо греха таить, однако же…

– Что?

– Ну як же вы не бачите?! Мамо и видьма – то ж не в пропорции!

– Вакула, тебе никто не говорил, что ты переувлекаешься этим своим золотым сечением? – покачал головой Николя, лихорадочно нащупывая последние серебряные монетки в кармане.

– Так зараз тот паныч и самого Бога не уважаеть, так я ему так дулю пид нос суну, шо вин…

Кузнецу пришлось вставать второй раз, извинившись перед всей честной компанией, и отправлять буяна в новый полёт по параболе за плетень. Трое козаков удовлетворённо крякнули и церемонно подняли стопки за товарища-лётчика!

– Ладно, не будем же мы ссориться на пустом месте, – примирительно поднял руку Николя. – Давай пойдём путём химического эксперимента. Ты следишь дома за почтенной пани Солохой, и если чёрт самоорганизуется второй раз, то…

– Плохо дило, – честно признал Вакула. – Слухай, а може, то не чёрт был, а який-нибудь парубок в вывороченном тулупе. Ось же вони в ночь перед Рождеством мажуть себе рожи дёгтем, на башку рога бараньи, да и пошли из-за плетня брехать по-собачьи, орать по-козлиному! Тьфу, срамотища! А вы не признали…

– Слишком жирная на мой вкус. – Господин гимназист, поморщившись, передвинул свою порцию каши другу. – Но нет, прости, этот тип был именно что чёрт, и не попадись мне под руку икона святая…

– Ну так уж вона и святая, то я её намалював!

– Ясное дело, что не монашеского письма с Афона, но ведь в церкви ты её освящал?

– Та як же?! – торопливо ответил Вакула, потому что козачок, выползший из-под плетня, благословился крестным знамением, быстро выпил стопочку у приятелей и с неубиваемым оптимизмом навис над нашими героями.

– А позволю себе спросить учёного паныча, вот ежели колесо у брички оббить железом да загрузить её солью или, к примеру, чугуном, так вот дойдёт ли та бричка до Америки али хоть до Берлину?

И, пока Николя пытался воспроизвести в голове все физические величины сей задачи, козачок мигом увёл миску с кашей из-под носу Вакулы, с размаху надев её ему же на голову! Шинок аж подпрыгнул от искреннего мужского хохоту!

– От Голопупенко, от ловкач! Какие кунштюки откалывает, сучий бес!

– Да уж он у нас мастер устраивать всякие забавные штуки! А памятае, панове, как в запрошлом годе он козу волостного писаря в платье бабье переодел и запустил у хату к писарю, а тут и сам господин писарь на четвереньках до дому дополз и к той козе целоваться… Га, га, га!

– Ох и рожа у нашего кузнеца, подывитесь, добри люди! Помню, была у кумы корова брюхаста, так вот кума от ей молока надоила, та и иде з кринкой до хаты, а там сам пан голова у плетня присел. Прихватило животом, тока усы кверху. Ну так дурная баба перепугалась да и со всей дури ему…

Что дальше произошло и чем закончилась эта чудесная история, никому дослушать не удалось: Николя только и успел снять миску с головы друга и крепко шарахнуть ею же в лоб весёлого козака Голопупенко. Глиняные осколки так и брызнули во все стороны, а глубоко обиженный, ровно разбуженный медведь посереди зимней спячки, Вакула уже поднимался из-за стола.

– Прибьёт ще, хлопчик, – попытались храбро улыбнуться пьяницы. – Та ты що, мы ж нищо?! Так то шутка, як меж собой трохи, по-соседски, дурью помаялись, як про между благородными людьми водится.

– А шо у вас тут, панове, так весело? – В дверях шинка появился невесть откуда здоровенный козачина в красной свитке.

И, собственно, больше он тоже ничего не спрашивал. Не успел. Озорник Голопупенко от крепкого пинка полетел прямиком ему в грудь, пушечным ядром выкинув гостя наружу.

Следом разъярённый Вакула отправил и трёх друзей-собутыльников. Не подумайте, что никто не сопротивлялся. Дебелые козаки от всей души пытались навешать ответных тумаков рослому сыну прекрасной Солохи, как греки персам, и с тем же успехом. Минуты не прошло, как все четверо завсегдатаев шинка с синяками, шишками и прочими телесными повреждениями разной тяжести лежали во дворе, на солнышке. Баба-шинкарка ругалась на чём свет стоит на иврите…

– Таки шоб ви знали, у меня тут приличное заведение и никаких, прости господи, шоб мне лопнуть, драк не попускается! Я таки на вас управу сыщу, я таки и до самого пана головы (он мне уже месяц как ведро горилки должен!) дойду, а может, и до самого исправника! Да что там, что там, ой вей, я таки самому комиссару пожалуюсь! Нет такого закону, чтоб в моём приличном заведении миски об лоб бить! Кстати, шоб вы все сдохли, каша хоть вкусная была?!

Вакула, дважды опустив голову в бадью с водой, вытер лицо рушником и, судя по всему, был готов продолжить буйствовать, когда, легко высвободившись из-под куча-малы, козак в красной свитке кинул на стол целую полтину серебром.

– Уймись ты, чёртова баба! И подай нам водки на стол, бо я хочу угостить таких гарных хлопцев. От бы им со мной на Сечь пойти, любо было б, право, любо, а?!

Четвёрка диканьковских завсегдатаев шинка радостно обернулась было на его слова, но в тот же миг, встретив огненный взгляд гостя из-под чёрной изогнутой брови, почёсываясь и постанывая, пошла себе восвояси.

– А подай-ка нам ещё до того варенухи, сала, галушек да окорок, – потребовал гость, крутя чёрный и длинный ус свой. – Сам пью, сам гуляю, сам за всё плачу!

– Это кто? – шёпотом спросил Николя.

– А бис его знае, – пожал плечами Вакула. – Може, простой козак, може, и запорожец, а може, то с самой Сечи знатный пан полковник заявився.

– Не очень похож, – подозрительно сощурился молодой гимназист. – Ни трубки, ни сабли, ни пистолетов. И одет как-то… слишком вызывающе, что ли…

– А я-то сам с Запорожской Сечи буду, – нарочито громко продолжал горланить незнакомец, поправляя на голове высокую барашковую шапку с красным верхом. – Вот и шаблюка моя верная, у ляхов с бою взял. Вот и пистоль турецкий в отделке богатой. А где ж люлька моя? От и она! А не угостить ли табачком честное собрание, братцы?

Николя готов был поклясться чем угодно, что, когда этот человек появился на пороге, вот ничего из всего вышеперечисленного у него не было! С другой стороны, ему ещё в детстве доводилось слышать дивные рассказы о козаках-характерниках, хранителях древней магии. Чудесных воинах, защитниках Руси, способных отводить глаза противнику, наводить морок, не есть, не пить и не спать неделями, притом сохраняя силу и разум. А были и такие, вроде легендарного Сирка, что полки турок и ляхов боялись их пуще огня и одно имя грозного атамана порой разворачивало вспять вражеские войска…