Книга Модельный дом - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— То есть, и милиция, и прокуратура как бы умыли руки?
Пыхтение трубкой, и наконец:
— Что ж, можно сказать и так.
Ничего иного Ирина Генриховна не ожидала.
— В таком случае, я хотела бы осмотреть рабочий стол Фокина и, если можно, конечно, порыться в его бумагах.
Судя по тому, что в персональном компьютере Фокина не оказалось ничего сверх ординарного, за что можно было бы зацепиться в расследовании. Игорь не очень-то доверял своим коллегам по перу, видимо, имел все основания подозревать, что в редакции окопалась парочка-другая продажных сотрудников, которые могли покопаться в чужом материале и уже за определенную мзду перепродать собранный тем же Фокиным материал заинтересованному лицу. И единственное, что оставалось Ирине Генриховне, так это тяжело вздохнуть, посетовав на патологическую подозрительность Фокина, и вновь постучать в дверь уже знакомого кабинета.
На этот раз Новиков был более разговорчив, по крайней мере, он уже не вел себя, как загнанный в угол павлин, для пущей важности распушивший хвост, и как только Ирина Генриховна заявила, что ничего «интересного» ей найти не удалось, он в очередной раз пыхнул трубкой и согласно, будто даже надеяться не мог на нечто иное, пробормотал:
— Я так и думал.
— Почему? — удивилась Ирина Генриховна.
— Видите ли… — замялся ответсек. Чувствовалось, что он уже пожалел о сказанном и, видимо, не в его интересах было продолжать им же обозначенную тему. — В общем, это чисто редакционное белье, причем, как сами догадываетесь, не очень-то чистое, и я не хотел бы ворошить старое, тем более, что это никакого отношения не имеет к Фокину.
— Как говорится, дела давно минувших дней? — стрельнув по ответсеку насмешливым взглядом, хмыкнула Ирина Генриховна.
— Вот именно, давно минувших дней, — без особого энтузиазма в голосе пробурчал Новиков, сосредоточившись на своей трубке. И вдруг словно спохватился: — Кстати, это ничего, что я при вас курю? А то ведь многие дамы…
— Ну, я, к счастью, к таковым не отношусь, хотя, признаться, не очень-то перевариваю трубку, и поэтому в качестве компенсации…
Заметив настороженный взгляд ответсека, она замолчала, подыскивая наиболее правильные слова, и также негромко произнесла:
— Прохор Петрович, дорогой! Поймите меня правильно. Я ведь к вам приехала не из-за того, что мне делать больше нечего. Уверяю вас, дел, как говорит моя дочь, выше крыши. Но в больнице лежит ваш Игорь Фокин. Ваш сотрудник, — она сделала ударение на слове «ваш», — который, как мне кажется, далеко вам не безразличен. Нападение на Фокина явно спланированное, и еще неизвестно, чем именно для него закончится этот удар по голове. А мы с вами опять начинаем в прятки играть. Компенсация… Дела давно минувших дней…
Новиков молчал, угрюмо попыхивая трубкой, и этому молчанию, казалось, не будет конца. Наконец, поднял на гостью глаза и, пробормотав: «М-да, пожалуй, в чем-то вы и правы», — сморщился, словно от зубной боли.
— В общем, история эта, действительно, давно минувших дней, но она была, и с этим невозможно не считаться.
— Кто-то выкрал уже собранный материал и перепродал его конкурентам?
— Если бы это, — буркнул Новиков, и на его лице отразилось нечто, напоминающее улыбку скорбящей Мадонны. — Один наш сотрудник чуть ли не полгода собирал материал по педофилам, среди которых были довольно высокопоставленные чины, и этот материал уже готовился к печати, как вдруг гром среди ясного неба. На нас с обыском накатывает налоговая полиция, причем по всем правилам, не к ночи помянутых, девяностых годов — маски-шоу и прочее. И, естественно, ничего компрометирующего у нас не находят, но зато изымают все материалы по педофилии, словно именно за этим они и пришли. Мы, само собой, в крик, а нас мордами в пол. Лежать, мол, и не трепыхаться, если вам еще дороги ваши мозги и ребра.
— Это что, в прямом смысле — лежать и не трепыхаться?
— И в прямом, и в переносном, — не очень-то весело уточнил Новиков. — А чуток погодя нашему главному позвонили, как бы это точнее сказать, вышестоящие товарищи и строго-настрого предупредили, что если мы не хотим кормить собой вшей в тюремном бараке…
Ответсек замолчал, но и без этого было ясно, что за слова были впрыснуты в уши главного редактора издания.
Весь наработанный материал изымается и, чтобы ничего подобного не повторилось, господам журналистам необходимо завести собственные талмуды, в которых должны быть вписаны фамилии, имена и клички российской «элиты», которым, словно небожителям, дозволено все. Все! Причем, фамилии эти должны быть вписаны красными буквами, дабы не забывались даже в тяжелом похмелье.
Далее можно было не продолжать.
— А если это была просто утечка материала? — предположила Ирина Генриховна. — Случайная или, скажем, тот же корреспондент проболтался где-нибудь по пьяни, что готовится убийственный материал.
Новиков отрицательно качнул головой.
— Исключено!
— Но почему такая уверенность?
— Да очень просто, — устало произнес Новиков. — Тем автором так и не разорвавшейся бомбы был я. И уж можете поверить мне на слово, я слишком хорошо знаю специфику моей работы, и поэтому готовилось все в строжайшей секретности.
Ирина Генриховна остановилась взглядом на лице сидевшего перед ней ответсека. М-да, пожалуй именно он, как никто лучше, мог знать о специфике журналиста, пишущего не просто на криминальные темы, а криминальные темы, дурно попахивающие, но в которых зачастую мелькают фамилии публичных людей.
— То есть, вы хотите сказать, что кто-то из ваших коллег, знавших о готовящейся публикации, сыграл на опережение, продав редакционную тайну, и тем самым поимел с этого неплохой навар?
Новиков только улыбнулся на это. Мол, простите, госпожа Турецкая, но ничего не поделаешь. Среди нашего брата-журналиста тоже немало подонков и оборотней.
— Но я надеюсь…
Новиков отрицательно качнул головой.
— Нет и нет. Тот, кто решился на это, дождался весьма удобного момента, когда материал уже пошел в набор, о нем знала едва ли не вся редакция и как итог…
— Короче говоря, можно было подозревать любого и каждого?
— Совершенно верно. И проводить служебное расследование в подобном режиме… В общем, прокрутили мы с шефом создавшуюся ситуацию и решили как бы замять это дело, но с тех пор…
— Все свое сотрудники носят с собой.
— Не совсем так, — пожал плечами Новиков. — Но те, кто работает над серьезными темами, особенно, если это касается нашей политической элиты, свои тетрадки не оставляют раскрытыми.
В его словах звучала неприкрытая горечь, однако он все еще пытался шутить.
— А что Фокин? — стараясь быть предельно осторожной, чтобы только не вспугнуть разоткровенничавшегося ответсека, спросила Ирина Генриховна. — Он что, тоже работал над чем-то таким, что заставляло его не очень-то распространяться о своих планах?