Книга Ключ Давида - Владимир Орданский

По висевшему на стене большому плоскому телевизору шел репортаж о подрыве пассажирского поезда. Звук был выключен, но зрелище окровавленных тел, лежащих на откосе железнодорожной насыпи, в особых пояснениях не нуждалось.

Кто-то за столиком в углу помахал ему рукой. Это была Вера. Рядом с ней сидел высокий молодой человек с короткой стрижкой и аккуратной бородкой. Джордан подошел к ним. Вера и ее спутник поднялись из-за столика. Теперь на девушке была очень короткая, блестящая в красном свете юбка из ткани, похожей на змеиную кожу, и облегающая черная водолазка. Молодой человек был одет в темные брюки и кофейного цвета рубашку с длинным рукавом. Серо-зеленый галстук только увеличивал сходство его одежды с какой-то полувоенной формой.

– Познакомьтесь, Джордан, – это Густав, – заговорила первой Вера.

– Он общался с Камалем Азизом, и согласился поговорить с вами. Называть другие имена Густав не будет. Кстати, Густав – это тоже не настоящее имя.

– Пока не настоящее, – с мягкой улыбкой загадочно произнес мужчина, протягивая для рукопожатия руку с аккуратно обработанными ногтями. У него был приятный низкий голос с бархатными оттенками, наводившими на мысль не то о психоаналитике, не то о шарлатане-предсказателе. Впрочем, Джордан слабо представлял, чем первый отличается от второго.

– Хочу предупредить, – продолжал Густав. – Никаких диктофонов и скрытых камер. Это очень важное условие нашего разговора. Вообще-то меня заверили, что ты человек серьезный, так что проверять не буду. На эту встречу я получил одобрение тех, кто выше меня. По ходу беседы ты поймешь, почему.

Они уселись за столик. Перед Верой стоял бокал с мартини, перед Густавом стакан минеральной воды. Быстро подошла официантка, и Джордан заказал пиво.

– Так что тебя конкретно интересует? – спросил Густав, внимательно глядя в глаза американцу. В его взгляде не было ни угодливости, ни неприязни, только спокойная уверенность.

– Все, что вы знаете об Азизе, – коротко ответил Джордан.

– Ну, что я знаю… Мы вместе проходили вводный курс на Алтае. Места завораживающей красоты, я тебе скажу. Дело в том, что есть несколько точек на Земле с особой энергетикой, их называют черными башнями или башнями Сатаны. Мы были в одной из них. Долго там нельзя находиться, разве только сильно продвинутым: сознание меняется просто на глазах. Так вот, в нашей группе было несколько иностранцев, один из них Камаль. Занятия проходили в пещере, самой необычной из тех, которые я видел. Дело было зимой, кругом снег, мороз градусов десять. А вокруг пещеры и внутри – плюс. Снег падает и сразу тает. И изнутри, снизу, то есть, все время дует теплый влажный ветер.

– Простите, – прервал Густава Джордан. – А почему нужно было проводить этот курс в столь экстремальных условиях? Вы не могли собраться в Москве или где-то еще? Это связано с конспирацией?

Густав улыбнулся.

– Я бы не назвал это конспирацией. Мы не скрываемся от властей, если ты об этом. Просто наши лидеры считают, что на публике нам показываться пока рановато. А там никто не мешает. Но это не главное. Я же сказал, что там особая зона, и эффективность занятий там очень высока.

– Да, вы назвали это место башней Сатаны. Но, как я понял, там не башня, а пещера?

– Точно. Ты здорово улавливаешь самое главное, у нас бы продвинулся. Коротко – Бог сбросил с неба мятежных ангелов, и там, где они упали, появились пещеры. А пещера – это есть башня, построенная вниз, понимаешь, башня наоборот. С древних времен было известно семь таких башен, в основном, в Африке и Азии. Но потом нашли еще пять, только у вас в Штатах есть три башни – на Аляске, в Долине Смерти и в Калифорнии на побережье.

– Долина Смерти тоже в Калифорнии, – заметил Джордан, отпивая глоток холодного чешского пива из высокого бокала.

– Да? Не знал, – удивился Густав. – Там же пустыня. Ну, неважно. В Австралии еще есть. Главное, что получить посвящение можно только в башне.

– А почему только там?

– Потому, что посредством учителя тебя инициирует наш отец, который там, внизу.

Джордана слегка передернуло. От рассказа Густава несло какой-то древней жутью, которая, как бы нелепо не звучали сами слова, заползала, казалось, внутрь позвоночника, заполняя спинной мозг первобытным страхом перед неведомой и непобедимой силой. Переспрашивать и уточнять больше не хотелось. А Густав продолжал:

– Ну, насчет Камаля сразу было видно, что его готовят особо: с ним был сопровождающий, конспекты помогал по-арабски вести. Дело в том, что там поле какое-то – электроника отказывает, бытовая, по крайней мере. Я-то ноутбук с собой привез, а он так и не включился, все надо мной смеялись. Домой приехал – работает… Так что, от руки писать пришлось. Были мы там три дня, вернулись с таким зарядом! Камаль мне сказал в самолете, что он только здесь нашел себя, понял, то есть, для чего стоит жить. Он же араб, но христианин, притом в Израиле. Представь, что значит быть вдвойне отщепенцем. А у нас этого нет. Кто бы ты ни был – если получил посвящение, ты избранный.

– Ты сказал, его учили не так, как всех, – Джордан тоже перешел на ты. – В чем была разница? И к какой миссии его готовили?

Впервые с начала разговора Густав рассмеялся.

– Ну, ты спросил! Даже если бы я знал, ты что думаешь, сказал бы? У нас каждый знает свою миссию, у других спрашивать не принято. А разница в чем… С ним больше занимались не теорией, а психологической подготовкой – суггестия, сенсорная депривация – слышал про такое?

Джордан неопределенно кивнул.

– Вот. И он, я же говорю, другой стал. Жесткий такой, четкий. У нас многие, как ни учи, все равно сомневаются, уходят. А по нему видно было – до конца пойдет. В Москве, в аэропорту расстались, больше я его не видел…

– Послушай, – прервал его Джордан. – Мне этого недостаточно. Я должен знать имя руководителя этого, как ты сказал, вводного курса, точное содержание лекций, что за психологи работали с Камалем. Я предполагал, что ты поделишься этой информацией. А ты даже не объяснил, кто вы и в чем ваша цель.

Густав поднял руку ладонью к Джордану, как бы пытаясь притормозить его напор.

– Про наши цели, я, пожалуй, могу тебе рассказать прямо сейчас. А остальное… Знаешь, я должен получить разрешение, чтобы разгласить такие сведения. Давай так: завтра утром я свяжусь с Верой и скажу, что мне удалось решить. Оʼкей?

– Оʼкей.

– Теперь о нас. Ты же, я так понимаю, из полиции или там разведки, да? То есть, как бы из стана противника. Вот вы пытаетесь с нами бороться, но при этом не обладаете ни идеологией, не технологией для этого. Чтобы победить врага, нужно, прежде всего, знать его, а что вы о нас знаете? Чтобы выбрать оружие для войны, надо представлять, какое оружие у противника, а вы понятия об этом не имеете. Спросишь, почему я так откровенно тебе это излагаю? Ну, если ты человек умный, то из моих слов поймешь, что на самом деле происходит, и сам к нам присоединишься, а если дурак – дураков у нас и без тебя хватает. Конечно, мы должны пока действовать вдали от посторонних глаз, чтобы не вызвать ужаса и отвращения у населения, оно еще не вполне готово нас принять. Но я скажу так: конспиративная фаза уже заканчивается, начинается фаза пропаганды. Люди же любопытны, им сенсацию давай! Стоит услышать о тайном и запретном учении, как захочется побольше узнать, а узнают, многие к нам придут.