Книга Крылья голубки - Генри Джеймс

Такое уподобление, как она ощущала это впоследствии, вполне соответствовало отношениям, которые точнее и лучше всего могут быть описаны через сравнение с горничной и булочником. Кейт могла говорить себе, что с того самого часа они постоянно «водят компанию»: формально говоря, это прекрасно выражало и размах, и пределы их связи. Деншер, естественно, тут же попросил разрешения посещать ее, и она, как юная особа, которая не так уж юна и не претендует на то, чтобы выглядеть оранжерейным бутоном, столь же благоразумно такое разрешение дала. Такова теперь – это ей сразу же стало ясно – должна быть ее единственно возможная позиция: она всего-навсего современная лондонская женщина, несомненно – человек нового времени, неизбежно уже столкнувшаяся с жизнью, благородно свободная. Кейт, разумеется, незамедлительно доверила свою тайну тетушке, то есть прошла через все установленные этикетом формы, попросив у нее разрешения принимать Деншера; впоследствии она вспоминала, что, хотя она изложила историю своего нового знакомства так скупо, как позволяли сами факты, миссис Лоудер поразила ее в тот момент своей необычайной мягкостью. Этот случай послужил ей четким напоминанием, что тетушка ее вовсе не так проста: именно тогда Кейт начала задавать самой себе вопрос: да что же такое, вульгарно выражаясь, «затевает» тетушка Мод?

«Ты, моя дорогая, можешь принимать всех, кто тебе нравится» – таков был ответ тетушки Мод, которая, вообще-то, всегда возражала против того, чтобы люди поступали, как им нравится, и в этой неожиданности требовалось тщательно разобраться. Объяснений было много, и все они казались забавными – забавными, так сказать, в духе мрачном и тревожном, что был характерен для Кейт в ее теперешнем высоком убежище. Мертон Деншер явился с визитом в следующее же воскресенье, однако миссис Лоудер оставалась столь последовательно великодушной, что дала племяннице возможность встретиться с ним наедине. Тем не менее она увиделась с ним воскресеньем позже, чтобы пригласить его на обед; и когда, после этого обеда, он приходил еще трижды, тетушка нашла способ относиться к его посещениям как к визитам преимущественно к ней самой. Кейт, уверенная, что тетушке Деншер не нравится, сочла это совершенно замечательным, что явилось дополнением к доказательствам, к этому времени весьма многочисленным, что тетушка Мод просто исключительна по своей замечательности во всех отношениях. Будь она, при своей энергичности, просто обыкновенной женщиной, она не стала бы скрывать своей неприязни; она же повела себя так, будто хотела узнать его получше, чтобы получше разобраться, на чем его «подловить». Таково было одно из заключений нашей юной леди, сделанное ею в ее высоком убежище; она улыбалась со своего наблюдательного пункта в молчании, какое могло быть только результатом того, что слышала она лишь не имеющие смысла звуки, и думала о том, как поистине легко целиком принять человека, если так хочется, чтобы его отдали тебе в руки целым и невредимым. Если тетушка Мод желала быстро разделаться с кем-то, она не поручала это другим лицам, это совершенно четко и неизменно должно было оставаться делом ее рук.

Однако более всего Кейт поражало, какое множество дипломатических приемов использовала тетушка Мод в отношении собственной племянницы. В свете такой ее манеры как же следовало судить об этом? Неужели она опасалась огорчить свою собеседницу? Похоже, что Деншера принимали из опасения, что, не будь он принят, она – Кейт – примется действовать назло. Не рассматривала ли тетушка и такую опасность, как разрыв с нею племянницы, ее уход из дома? Но опасения преувеличенны – она не совершила бы ничего столь непристойного, однако именно таково, как видно, было мнение о ней миссис Лоудер: она так ее видела, верила, что Кейт такова и есть и с ней нужно считаться. Какое же значение, какую важность тетушка на самом деле ей придавала, какой непонятный интерес могла она усматривать в том, чтобы сохранять с племянницей отношения? У отца и у сестры Кейт имелся ответ на этот вопрос, хотя они даже не знали, как он интересовал саму Кейт: они считали, что хозяйка дома на Ланкастер-Гейт просто одержима желанием устроить счастье своей племянницы, а объяснение столь неожиданно проснувшейся жажде было всего лишь, что поскольку раньше тетушка смотрела на все их семейство иначе (что гораздо ближе к реальности), то теперь она оказалась просто зачарована, ослеплена. Они одобряли, более того – восхищались в ней одной из запоздалых причуд, свойственных богатым, капризным, неистовым старым женщинам, – причуде тем более знаменательной, что она не являлась плодом никакого заговора, и отец с сестрой, хотя и порознь, все наращивали груду предполагаемых плодов для означенной персоны. Кейт же прекрасно сознавала, что следует думать о ее собственной способности вот так, неожиданно, ослеплять и зачаровывать: она считала себя несомненно красивой, но столь же и твердой, она чувствовала, что умна, но столь же и холодна и, при этой самооценке, настолько необоснованно амбициозна, что, как ни жаль, сама не могла решить, что мешает ей согласиться на тихую, ничем не примечательную жизнь – тонкое понимание или глупое безразличие. Разум ее порой заставлял ее притихнуть – она становилась слишком тихой, – однако ее нужда в нем не утихала, оставаясь слишком беспокойной: так что, как полагала Кейт, ничего хорошего ни та, ни другая крайность ей не приносила. Тем не менее в настоящий момент Кейт видела себя в некой ситуации – а ведь даже ее утратившая иллюзии умирающая мать, услышав, как тетушка Мод расспрашивает сиделку на лестничной площадке, не преминула напомнить дочери, что суть всякой ситуации в том, что ее надлежит – будь на то промысел Божий – «разрабатывать». Несчастная женщина умерла в уверенности, что дочь «разрабатывает» ситуацию, тогда признанную реально существующей.

Кейт отправилась на одну из прогулок с мистером Деншером сразу после своего визита к отцу, однако бо́льшая часть встречи ушла, как обычно, на их беседу под деревьями. Сидя под деревьями у озера, они походили на давних друзей, обмениваясь характерными, полными серьезного смысла фразами, с помощью которых они могли бы, очевидно, решить любую проблему их безбрежного молодого мира; а периоды молчания, когда они сидели вот так, бок о бок, вероятно, еще более усиливали это сходство, когда вывод: «Долгая помолвка!» – составил бы категорическое прочтение их поведения прохожими, которым очень легко было бы такой вывод сделать. Они так и ощущали себя – как очень давние друзья, а не как молодые люди, первая встреча которых произошла едва год тому назад. И правда, каждый из них ощущал эти дружеские отношения так, как если бы они были гораздо более давними; и хотя порядок следования их встреч, скорее всего, был между ними уже установлен, у них обоих осталось смутное впечатление, что встреч, похожих друг на друга, было много, а также смутная надежда, что далее их будет еще больше и к тому же, возможно, еще менее отличающихся от всех предыдущих. Желание сохранить их именно такими, как они сложились, ничего в них не меняя, вероятно, объясняется тем, что, вопреки предполагаемому диагнозу неизвестного прохожего, они еще не достигли формальной, окончательной договоренности. Деншер с самого начала настаивал на решении этого вопроса, однако ответ напрашивался сам собой: сейчас еще слишком рано; после этого произошло нечто поразительное. Они согласились с идеей, что их знакомство длится слишком недолго для помолвки, но сочли, что этого срока достаточно практически для чего угодно, так что брак вроде бы ждал их впереди, подобно храму, к которому пока еще не ведет дорога. Они принадлежали к этому храму, они встречались на его земле, они пребывали в той стадии, когда сама эта земля питала их – то там, то сям – многими своими плодами. Между тем Кейт почти ни с кем не делилась своими тайнами и не знала, что и думать об источнике, из которого черпал свои подозрения ее отец. Распространение слухов в Лондоне, разумеется, всегда было явлением весьма примечательным – и для Мэриан не менее, чем для мистера Кроя, это загадочное явление тоже сработало, хотя тетушка Мод ни к той, ни к другому прямого отношения не имела. Нет сомнений, что Кейт видели. Конечно же видели. Она вовсе и не заботилась о том, чтобы ее не видели, да и никак не могла бы заботиться. Ее видели, но как? – да и что там было видеть? Кейт полюбила – и понимала, что это так, но ведь это ее сугубо личное дело, и у нее создалось ощущение, что она все время вела себя соответственно принятым правилам, а сейчас продолжает прямо-таки страстно соблюдать приличия.