Книга Экипаж - Даниил Любимов

* * *

В первый свой рабочий день на новом месте Алексей Гущин шагал рядом с пилотом Зинченко по залу московского аэропорта. Он до сих пор не до конца верил в то, что оказался здесь. И в самом деле, кто мог предположить, что все так круто переменится, встанет с ног на голову? Нет, наверное, все же с головы на ноги, ибо то, что его, Алексея Гущина, не приняли на службу с первого раза – вот это и было неправильным и неестественным.

Алексей так и не мог понять, что же произошло и кого он должен благодарить за свое чудесное возвращение в авиацию, за то, что оказался в этом сверкающем аэропорту с яркими меняющимися салютными вспышками рекламного панно, за сверкающие крылья на погонах, за блестящую кокарду на фуражке. Он нравился самому себе в новенькой форме и невольно косил взгляд, стараясь лишний раз увидеть себя в отражении, пока не одернул сам себя – как баба, честное слово!

Попадавшиеся навстречу девушки благосклонно улыбались ему и даже оборачивались вслед, и это было лучшим подтверждением того, насколько круто он выглядят.

Здесь Алексей окунулся в совершенно новую и непривычную для него обстановку, такую непохожую на суровую серость военного аэродрома!

Здесь простирались огромные помещения, сияющие ослепительной чистотой, сновало много людей в красивой модной одежде. Пассажиры непрерывным пестрым потоком двигались в обоих направлениях, ползли по лентам погрузчика их чемоданы с наклейками, и сама обстановка вокруг была какой-то радостной, легкой, наполненной приятной суетой и многообещающей – совсем не такой, как в военной авиации.

Впереди что-то вспыхнуло, ослепило на миг глаза, потом еще, еще… Алексей зажмурился, а открыв глаза, обратил внимание на царившее возле VIP-зала столпотворение. Блики работающих камер появлялись постоянно. Гущин, не привычный к подобным ситуациям, не сразу догадался, в чем дело, и лишь когда, сверкая улыбкой, в черных очках и ультрамодном наряде, в окружении фотографов и журналистов мимо прошествовала очень популярная кинозвезда, понял. Правда, поначалу не поверил своим глазам и остановился, с интересом следя за этим небольшим, но для него значительным событием. Никогда раньше ему не доводилось видеть знаменитостей так близко. Если не считать, конечно, друзей отца – всяких там известных кораблестроителей и штурманов, но это совсем другой уровень.

Зинченко же невозмутимо ступал рядом, оставаясь совершенно индифферентным. Более того, он, кажется, спешил поскорее пройти мимо шумной процессии и оказаться у металлоискателя, пропускавшего пилотов к самолету. Пока они шли, он все время нудно, на одной ноте инструктировал Алексея, давая все новые и новые указания, порой казавшиеся Гущину просто мелкими и нелепыми.

Возле металлоискателя Зинченко остановился и, продолжая инструктаж, выложил из кармана телефон. Охранник кивнул, пропуская Зинченко, и приступил к Алексею. Похлопав его по карманам, он недовольно поморщился, услышав звон. Гущин быстро полез в карман, достал ключи от дома и с улыбкой повертел ими перед охранником. Тот лишь молча кивнул на панель, и Алексей положил ключи туда.

Зинченко продолжал нудеть на ходу, портя настроение и Гущину, и себе самому. Алексей даже подумал, что у него, может быть, язва, иначе с чего он постоянно такой хмурый и желчный?

– …Это еще ничего не значит, то есть вообще не значит. Все зависит от того, как вы себя покажете. Вы пока никакой не пилот авиакомпании, а стажер. У вас испытательный срок. И вы подчиняетесь моим приказам и служебным инструкциям. После каждого полета я должен подавать рапорт о том, как вы себя проявили. Учтите, я вижу все. Если что не так – рапорт на стол, и до свидания.

– Спасибо. И извините, что я это… про эшелон не так сказал, – Алексей, обрадованный своим назначением в штат пусть даже на испытательный срок, даже не огорчился, узнав, что попадает под опеку Зинченко, который наверняка станет трепать ему нервы. Он твердо решил установить с ним мирные отношения.

Однако Зинченко не услышал его последней фразы – он был обращен совсем в другую сторону. Алексей тоже посмотрел туда, заметив попутно, что все вокруг вдруг как-то подтянулись и насторожились. Спустя несколько секунд причина этого стала ясна: им навстречу в окружении замов шествовал Шестаков, глава авиакомпании.

Алексей помнил его еще нестарым, когда тот, случалось, нечасто приходил к ним в дом. Сам Лешка тогда был совсем маленьким и в посиделках Шестакова с отцом участия не принимал. Сейчас это был очень солидно выглядевший, совсем уже седой мужчина хорошо за шестьдесят. Гущин отметил, что за это время у него появился властный взгляд и величавая поступь, чего не было раньше.

Перед ним все услужливо расступались, угодливо склонялись, здороваясь. Шестаков, никого не замечая и глядя поверх челяди, смотрел вперед на Зинченко, двигаясь целенаправленно к нему.

При приближении на лице главы компании появилась улыбка. Он протянул руку Зинченко и крепко пожал ее. Гущин, растянув губы до ушей, радостно подал свою ладонь. Шестаков спросил у Зинченко что-то незначительное, кивнул и двинулся прочь. Гущина он даже не заметил, и тот так и остался стоять с пустой раскрытой ладонью, ловя обращенные на него со всех сторон насмешливые взгляды. Но этот «провал» уже нисколько не смущал Алексея: он не привык находиться в особых почестях у начальства. Гораздо больше его волновал предстоящий полет. Как пелось в старой песне про летчиков, его руки в буквальном смысле тосковали по штурвалу, и ему не терпелось оказаться поскорее в кабине.

Но прежде чем попасть туда, они с Зинченко прошли в штурманскую, где собирались экипажи для обсуждения полета. Штурманская, как всегда перед отправлением, была наполнена людьми в форме. В основном это были пилоты и бригадиры стюардов. Стоял привычный деловитый гул. При появлении Зинченко многие умолкали и почтительно с ним здоровались. Гущин отметил про себя, что, оказывается, его инструктор пользуется уважением в коллективе. Алексей еще не знал, что представляет собой Зинченко как пилот, а как человек он пока что показался ему не самым приятным. Но, видимо, сотрудники знали его и с другой стороны, иначе не проявляли бы столь явно свою симпатию.

Вот и еще один пилот, увидев Зинченко, подскочил к нему и с ходу радостно сообщил:

– Леонид Саввич, сто двадцать четыре!

– Что сто двадцать четыре? – не разделяя его восторгов, уточнил Зинченко.

– Сто двадцать четыре аэропорта у меня уже, скоро вас догоню! – выпалил пилот.

В противоположность хмурому Зинченко он был улыбчив, резв и жизнерадостен. На его форме виднелась нашивка с фамилией Синицын.

– Хорошо считаешь, – одобрил Зинченко и, увидев, как расплылся Синицын в улыбке, добавил: – Попрошу тебя в бухгалтерию перевести.

Лицо Синицына мгновенно вытянулось, и на нем появился испуг. Стоявшие вокруг пилоты, посмеиваясь, не замедлили высказать свои шутливые комментарии. Синицын натянуто засмеялся и сказал:

– Все шутите, Леонид Саввич?

Но Леонид Саввич не был склонен к веселью, более того, он уже не слушал Синицына, а обратился к Гущину: