Книга Хроника смертельного лета - Юлия Терехова

– Скотина, – она держалась рукой за немеющую щеку, – пьяная скотина.

– Да, я скотина, – он выламывал ей плечи с такой силой, что она вскрикнула:

– Мне больно!

– Больно? Ах, тебе больно? – хищно оскалился он и засмеялся. – Ты еще не поняла – как тебе сейчас будет больно, прекрасная и гордая Катрин… Ты ведь гордая? Тогда ты заткнешься и будешь терпеть. А впрочем, можешь орать – все равно тебя никто не услышит.

Как ни печально, но Катрин знала, что он прав. Кричать бесполезно – отец Антона давным-давно отгородился от шумной компании сына идеальной звукоизоляцией, угробив на нее уйму денег. Витражная дверь кухни – единственная брешь в этом бастионе, но с учетом остальных преград практически бесполезная. Катрин чуть не расплакалась. Плохи ее дела. Но возможно, ей удастся образумить его?

– Андрей, давай поговорим, – дрожащим голоском произнесла она, но он ее не слышал. Орлов был занят. Его рука оказалась у нее под платьем, и он опять злобно ухмыльнулся.

– Ого, принцесса! Что у тебя здесь? Для кого ты это нацепила? – он начал сдирать с нее чулок.

– Пусти! – Катрин попыталась лягнуть его ногой, но неудачно. Тончайшая паутинка неслышно упала на мрамор. Потом туда же полетело и ее белье.

– Так-то лучше! Ближе к твоей сути… Так и кто же здесь, с позволения сказать – про-сти-тут-ка? – последнее слово он произнес с видимым удовольствием, отчеканив его по слогам прямо ей в лицо. – Давай, Катрин, ноги раздвинь. У тебя это хорошо получается.

– Да как ты смеешь! – оскорбилась Катрин, все еще пытаясь отпихнуть его. – Я уж и чулки надеть не имею права без того, чтобы меня обозвали шлюхой?!

– О правах ты хорошо помнишь. А как насчет обязанностей? Ты собираешься выполнять обязанности? Обслужила Кортеса? Теперь моя очередь.

– Андрей, что ты говоришь, ради бога! – взмолилась Катрин. Наконец до нее дошло, что в стремлении отплатить ему она явно перестаралась. У Орлова, похоже, помутился рассудок. Грубость любовника не просто удивляла, Катрин по-настоящему испугалась. Она не знала его таким. Ироничный и язвительный, он никогда не был жестоким, словно революционный матрос. Его взгляд, неподвижный и ледяной, в котором вообще отсутствовали какие-либо чувства, приводил Катрин в ужас.

– Не надо… – прошептала она без всякой надежды, что он ее услышит. Но он услышал и злобно рассмеялся.

– Не надо? То есть как? Ну ты и лицемерка, Катрин! Весь вечер вела себя, как течная кошка – так сейчас получишь по полной!

– Тебе следует поучиться хорошим манерам, – процедила она. – Мне осточертело твое хамство.

– Неужели?..

Тут он ударил Катрин в грудь и опрокинул ее на холодную мраморную столешницу – прямо обнаженной спиной, грубо задирая на ней платье. Что-то с грохотом упало на пол и разбилось. Ее колье, намотанное на руку, порвалось, и жемчуг фонтаном разлетелся по кухне, щелкая по мрамору и рикошетя от всего подряд, словно пулеметная очередь. Несколько жемчужин хрустнули под его ногами.

– Пусти меня, – вновь рванулась она, но он держал ее крепко, будто в тисках.

– Не дергайся, – прохрипел Орлов. – Может, еще на помощь позовешь, устроишь представление для всей компании? Ну, давай, зови! Они прибегут и спасут тебя… Мне надают по физиономии. Не-ет, не прибегут. Никто тебя не услышит.

Катрин отчаянно пыталась освободиться из его рук, понимая – он унижает ее намеренно и безжалостно.

– Ты только бесишь меня, идиотка, – тихо сказал Орлов, зажимая Катрин так, что она с трудом могла дышать. – Я же тебе сказал – не дергайся. Тогда, может, будет не так больно…

От его холодных слов Катрин стало совсем страшно. Но к страху примешалось гадливое ощущение постороннего присутствия. Ей удалось немного повернуть голову, и сфокусировать мутный взгляд на двери. Жаркая волна стыда затопила Катрин, когда она различила неясный силуэт, замерший в темноте за полупрозрачным пейзажем в кухонной двери. Кто-то осмелился наблюдать за тем, как Орлов мучает ее. «Помоги-и…» – с губ сорвался невнятный крик, и тут же был впечатан в ее рот железной рукой.

– Пшел вон, урод, – прорычал Орлов. – Я здесь мою женщину люблю…

И тень растаяла в глубине темной квартиры, не издав ни звука, словно тот, кому она принадлежала, был бестелесным призраком…

– Ты вот это называешь любовью? – прорыдала она.

– Прости, оговорился, – он с треском разорвал ее дорогое платье, а вернее – окончательно превратил его в жалкие лохмотья. – Следовало сказать – я тебя здесь… – гнусная брань завершила хамскую фразу.

Катрин оцепенела. Ее вдруг охватила апатия. Осталось одно лишь вялое желание – чтобы этот кошмар поскорее остался позади. Она закрыла глаза и постаралась выбросить из памяти всю мерзость, исторгнутую им, все оскорбления, ей нанесенные. В конце концов, она любила этого человека долгие пятнадцать лет и любит до сих пор – если только жалкий страх перед ним можно назвать любовью…

– Я умоляю тебя, Андрей, – выдавила она. – Остановись. Не надо так…

– Ты иного не заслуживаешь, – прохрипел Орлов. – Только чтобы с тобой обращались, как со шлюхой. Сама напросилась. Так что заткнись.

Он сипло дышал ей прямо в лицо, и Катрин начала задыхаться от перегара и острого запаха его пота. Еще немного и ее стошнит. Нет, она не может, не должна терпеть, ей надо избежать этого любыми средствами. Она вцепилась зубами в его плечо – как разъяренный зверь, которому уже нечего терять, кроме своей шкуры.

– Сука! – взвыл Орлов и ударил ее наотмашь. – Ты пожалеешь!

Он швырнул Катрин на черный мраморный пол, так, что она стукнулась затылком. В последней отчаянной попытке защититься она выставила перед собой руки, но безуспешно – он несколько раз ударил ее ногой, целясь в лицо. Кровь ручьем хлынула из разбитого носа. Орлов, обрушившись на Катрин, распластал ее по полу, словно бабочку, наколотую на булавку. Он выворачивал ей бедра под невозможным углом, так что слышался хруст суставов, впивался жестокими пальцами в ее тело, не обращая внимания на потоки алых слез. Катрин кусала губы и старалась сдерживать рвущийся из груди крик, когда металлическая молния его джинсов вгрызалась в нежную кожу. Жалобно, чуть слышно, она скулила: «Не надо, пожалуйста, не надо». Это продолжалось бесконечно долго, словно он никак не мог утолить свою злобу. Наконец, тяжело переводя дыхание, Орлов скатился с нее и произнес:

– Вот так. Сама виновата…

Казалось, безумие постепенно отпускало его, как отпускает болезненная судорога. Он окинул взглядом Катрин – кровь все еще текла из носа и разбитой скулы. Дыхание хрипло срывалось с ее пересохших губ. Катрин повернулась со спины на бок, закрыла окровавленное лицо руками и со стоном сжалась на мраморных плитах. Ее объял невыносимый холод, а низ живота свело тянущей болью.

Орлову стало неуютно. Все его торжество – удалось же подчинить эту женщину, заставившую задыхаться от столь оскорбительной для него ревности – все торжество улетучилось, и от мстительного чувства не осталось и следа. Он повторял в уме все доводы в пользу совершенного им насилия, но омерзение к самому себе не отпускало.