Книга Коло Жизни. Бесперечь. Том второй - Елена Асеева

– Что это такое? Кто эти женщины? – наконец решившись, рассказала о своих новых видениях Богу Есислава.

Это произошло, как и понятно, на острове, где разбил приют для их любви Стынь… И где, несмотря на отсутствие какого-либо навеса, всегда царил полумрак и прохлада, будто солнечные лучи обходили его стороной, очерчивая тем самым едва зримую полусферу. Младший Димург, к собственной радости добившийся требуемой от него Отцом доверительности, возлежал на левом боку, подперев голову рукой, и нежно гладил перстами лицо лежащей подле него девушки, проводя по коже ее щечек, выпуклой спинке носа, аль алым устам. Услышав молвь юницы, он напряженно замер, перестав даже голубить ее кожу, остановив движение перста на верхней полноватой губе с четко прорезанными уголками, а после очень тихо ответил:

– Это женщины из твоего прошлого.

– Моего? – удивленно переспросила Есислава и Стынь медленно кивнул.

Когда девушка впервые рассказала о видениях ушедшего у манан, а Стынь передал Першему, последний не просто услышанному расстроился, он зримо испугался. И присутствующие на тот момент в зале Стынь и Круч это увидели. Старший Димург погодя сумел справиться с собственными чувствами и предал взгляду спокойствие, а толкованию властности, потому попросил сына быть более внимательным к тому, что рассказывает девочка и на вопросы ее отвечать предельно правдиво и четко.

– Разве такое может быть? – погодя вопросила Есинька и нежно улыбнулась золотому сиянию кожи Стыня, сызнова поглотившему все коричневу. – Ведь люди не могут вспоминать свои жизни. По верованиям дарицев душа человека многажды раз перерождается, однако он не может вспомнить события прошлых жизней.

– Потому как, – Димург на чуток задумался, стараясь подобрать правильность объяснений и нескрываемо тревожно, вероятно, также как давеча в зале слушая его, смотрел Перший, оглядел девушку.– Они те воспоминания… вроде как снимаются… смываются с души.

– В огненно-солнечной реке Смородине? – повторила юница слова из древнего предания дарицев.

– Ну, можно и так сказать, – глубокомысленно протянул Стынь, сейчас понимая, что сказывать ту самую правду не стоит.

– А я значит не душа, – чуть слышно продышала Есинька и сомкнула глаза, наслаждаясь теплом этого дня, легкими едва ощутимым касанием о тело любимого. – Я значит эта… как же они говорили… Ах, да, лучица… Внутри меня живет не душа, а лучица, потому я ощущаю эту раздвоенность, да?

Девушка смолкла, ожидая ответа от Бога, на слова, каковые она вельми хорошо разобрала, прозвучавшие из уст одной и второй женщины из видений. Впрочем, Стынь не ответил. Еси медленно отворила глаза и узрела в черных очах Зиждителя испуг… явственный, который точно блеснул крупными боками слез.

– Почему ты молчишь, Стынюшка? – нежно проронила юница, вкладывая в величания Бога всю свою человеческую чувственность.

– Ты чувствуешь раздвоенность… давно? – низким гласом поспрашал Димург и девушке показалось, дрогнул не только он, но и столь мужественные черты лица возлюбленного.

Стынь скоро перевел взор с лица девушки и взглянул на маленькую с ноготок голубую бабочку, нежданно возникшую над алым соцветием петушка, торопливо замахавшую своими махими крылышками. Он явно желал прощупать Еси, но так как это в категоричной форме запретил делать Отец, благоразумно погасил свое желание и перевел взгляд на порхающую бабочку, иль может божественной мощью его взора мгновенно вызванную. В этот раз, однако, не ответила Есислава, она почасту так делала… особенно если это касалось испытанного у манан, и также почасту переводила разговор в иное русло, оное интересовало лишь ее. Вот и сейчас, она, резко поднявшись, села и оглядела омывающую со всех сторон островок зеленую реку, вяло волокущую свои переполненные илом и потому такие тяжелые воды, с тем боясь потревожить общение двух находящихся на нем.

– Те женщины из видения, имена которых я не уловила, – молвила Есинька продолжая говорить о том, что тревожило ее. – Они называли меня по разному… лучица, госпожа, Владелина… Владелина… Я была в прошлой жизни ею… И если ты даже не ответишь Стынь, – дополнила свою речь девушка неотрывно уставившись на выскочившую из воды блеснувшую своей серебристой чешуей большущую рыбину. – Ничего не изменится. Я теперь уверена, что в прошлой жизни была этой Владелиной… Теперь понимаю, почему Боги ко мне приходят. Огнь, он наверно и есть Отец этой самой лучицы, моей души… естества.

– Нет не Огнь, – торопливо отозвался младший Димург, и также поднявшись с травы, покрывающей оземь на островке… мелкой, словно мурава. – Огнь предок твоей плоти… Лучица хоть и связана с ним, в целом, как и со всеми Богами, не является его порождением.

– Значит это Перший… Перший мой Отец, – чуть слышно дыхнула Есиславушка, и торопливо развернувшись к Стыню уткнулась лбом в его такую же темно-золотую грудь лишенную волосяного покрова, нежно туда поцеловав. – Перший мой Отец… так я чувствую… слышу… знаю. Ох! как я тому рада! – дополнила она много порывистей, так и не услышав ответа от Бога, каковой всего-навсе полюбовно прикоснулся губами к ее виску.

После этого разговора Стынь несколько дней к Еси не приходил, сославшись на свое отбытие в соседнюю систему, чем вельми ее расстроил. Впрочем, девушка понимала, что у Бога есть обязанности… Ведь она не знала, что каждый его шаг сейчас контролировался Першим. И старший Димург решил, что покамест надо им обоим воздержаться от встреч. Думая, что может так присутствие Стыня влияет на Крушеца. Предоставляя возможность человеческому, поколь… поколь более значимому взять власть над ними обоими.

Есислава, несомненно, расстроенная отсутствием любимого меж тем была счастлива подле Липоксай Ягы, человека которого всегда считала своим отцом. Вещун же чья жизнь теперь существовала только в дорогом чаде, старался всеми силами спасти ее зрение. Посему за более чем месяц пребывания обок него Есиньки обратился не только к кудесникам, но и к помощи местных темнокожих шаманов. Право молвить, знания которых были далеки даже от знаний дарицев, посему шаманы никак не могли поправить зрение девушки. Весь этот месяц, что был наполнен для юницы любовными и тайными… тайными даже для Липоксай Ягы, встречами со Стынем, старший жрец готовился к проведению обряда по наречению Есиславы своим преемником и наложению на нее не только статуса, но и обязанностей. Впрочем, девушка о том ни желала, ни говорить, ни даже слушать и всякий раз демонстративно разворачиваясь, уходила. Во-первых, теперь… после пережитого она не собиралась поддерживать верования дарицев, а во-вторых, уже имела любимого, и по той причине не хотела пользоваться положенным старшим жрецам послугами наложниц… а в ее случае наложников.

Спустя два дня, как произошел разговор на острове меж ней и Стынем, поутру Еси стало рвать. Не пришедшее в свое время очищение юница посчитала временной задержкой, но когда ее стало тошнить, а после и рвать, поняла, что она ждет ребенка… Ребенка от любимого Стынюшки… ребенка который нарушал все традиции дарицев и старших жрецов, к касте которых Есиславу относили.

В эти же дни из Галактики Крепь вернулся Асил и на очередной встрече с братьями, Перший рассказал о видениях девочки. Боги сидели в зале на маковке Димургов, в пухлых сизых облаках, в тон, похоже, плывущим мрачным кучным полотнищам в своде и той молви, что высказал зримо расстроенный старший Димург. Не менее озабоченным смотрелся Асил, потому как круговерть из-за коей его вызвал Усач, оказалась, на самом деле, лишь тонкой пылевой прорехой и могла быть заштопана им самим. Обаче, самим недовольным в зале был явственно Небо, который по началу долго искал щит, установленный Асилом над Еси, когда же, наконец, его нашли дзяды, выявилось, что Круч отдал девочку Стыню. А теперь еще получалось, что у лучицы и вовсе наблюдаются признаки болезни.