Книга Досье "72" - Жан Коломбье

Стараясь не слишком высовываться, не быть первым в классе учеником, Бужон предпочел умолчать о наименованиях, которые так его веселили. Однако они означали совсем не то, что предлагали коллеги. Ну просто школьный уровень, не выше!

Желая взять реванш за провал своего названия перед «Центром перехода», Бофор сумел навязать свое название проекту — «Семьдесят два». Да, просто «Семьдесят два». Поскольку аплодисментов не последовало, он взял всех измором. А почему бы и не «Семьдесят два»? Это понятно, нейтрально, подходит ко всему. Каждый поспешил написать на обложке своего досье крупными буквами: «Семьдесят два», — и теперь досье стали похожими на настоящие досье. А Кузен Макс, хотя он и был несколько разочарован наименованием, почувствовал облегчение. Одна тема, одна цель.

Сразу же после того, как Франсуаза Моро написала на обложке наименование, ее вдруг осенило, и она воскликнула:

— А женщины?

— Женщины? Что с женщинами?

— Женщины тоже? Семьдесят два года?

— Конечно! Это же очевидно!

— Нет, не очевидно! Продолжительность жизни женщин на пять лет превышает продолжительность жизни мужчин. Они будут наказаны строже. В этом нет ни справедливости, ни логики.

Черт, черт! Даже Кузену Максу в голову не пришло рассмотреть вопрос с этой точки зрения. Вскинув брови, Бофор призывал его на помощь. Но напрасно. Кузен Макс молчал. Он досадовал на себя за то, что не пригласил в рабочую группу представительниц слабого пола. О чем он только думал? В качестве оправдания он вспомнил о своем бракоразводном процессе, который сделал его пристрастным и необъективным… Анри Бро пришел на помощь, у него было преимущество перед Кузеном Максом: три развода позволили ему досконально изучить женскую натуру. У него не было никаких сомнений:

— Поскольку они все уши нам прожужжали про равенство полов, про паритетное представительство и про всю эту чепуху, я не вижу причин для дискриминации по половому признаку. Мужчины, женщины, все едино — семьдесят два года! Кстати, Бофор, напомните-ка, ваш проект предусматривает выход на пенсию в пятьдесят пять лет. Это касается обоих полов?

Бофор раздраженно кивнул. Да, эта Моро его раздражала своими настолько примитивными вопросами, что никому и в голову не пришло об этом задуматься. Эта Моро и ее практичность домохозяйки! Все в ней было как в домохозяйке: прическа с завивкой на бигуди, голубой костюм, туфли на низком каблуке. Это была идея Гарсена, ему захотелось иметь в правительстве домохозяйку, чтобы внушить доверие другим домохозяйкам. Домохозяйка — министр транспорта! По крайней мере, не было двусмысленности в виде транспорта! Но домохозяйка она или нет, ее вопрос заслуживал того, чтобы над ним поразмыслить. С выходом на пенсию все было ясно: пятьдесят пять лет для всех, по-другому сделать было невозможно. А с «Установками для перехода»? Женщина, и статистика это подтверждает, может спокойно дожить до восьмидесяти девяти лет. Она не захочет умирать в том же возрасте, что и ее супруг, чей предел восемьдесят три или восемьдесят четыре года. Нет, он ошибается, это прогнозы на 2040 год, но это не имеет значения.

С другой стороны, во Франции женщин на три миллиона больше, чем мужчин. Если вычесть девушек подросткового возраста, которые еще не голосуют, останется, скажем, ну где-то двадцать четыре миллиона избирательниц. В таком случае глупо было бы не прибрать к рукам их голоса. Добавить им еще год? Два? Но тогда будут возмущаться мужчины. Может быть, но мужчин-то меньше…

— Ладно, послушайте, тут надо подумать, в этой ситуации есть много нюансов. Время у нас есть, мы взвесим все за и против. А сегодня мне хотелось бы… Что вы сказали, Брид? День солидарности? Посвятить его молодым? А почему бы и нет? Вы ведь знаете его историю. В 1956 году в продажу поступил знак на автомобиль для стариков. Сами понимаете, что доходы с продажи правительство пустило совсем на другие цели. А потом, выполняя предвыборные обещания, в один прекрасный день вообще убрали эту виньетку. В 2003 году первое повышение температуры во Франции унесло жизни около пятнадцати тысяч стариков. Всеобщая тревога. Понедельник на Троицу был объявлен праздничным днем, дневной доход направлен на помощь старикам. Профсоюзы возмутились, про понедельник на Троицу забыли, но день солидарности в принципе оставили. Со стариками. В принципе. А на самом деле это стало еще одним налогом. Может, приспособим этот день к сегодняшней ситуации? И официально направим доходы от него на нужды молодежи? Идея неплоха, мы еще к ней вернемся, пока в этом нет никакой срочности. А теперь давайте вернемся к нашим баранам.

Баранами Бофора в тот день стали вопросы разработки стратегии реализации. Все вместе они поработали очень хорошо, Бофор был рад убедиться в том, что проект, простите, «Семьдесят два» был принят единогласно, — конечно, с небольшими поправками, которые надо будет внести: улыбка в сторону мадам Моро, — но настала пора приступить и к стратегической фазе операций. С чего следует начать?

Вопрос был адресован ко всем, но все сразу же повернули головы к Бертоно. Все понимали, по столь заковыристому вопросу Бофор и Бертоно уже переговорили между собой. Поэтому, чтобы не наговорить глупостей, надо было выиграть время и дать высказаться генеральному секретарю. Это был правильный ход, он уже думал над этим вопросом и хотел поделиться своими соображениями. Просто соображения, не так ли, его личный взгляд на вещи.

— Революция всегда одерживает победу путем кровопролития. Что касается нас, предвидя, что прольется много крови, можно поверить в успех нашего дела… Шучу. Мы не можем говорить о революции, поскольку эту меру хотим навязать мы, руководители на местах. Поэтому мы можем говорить о законе. О революционном законе. За закон голосуют. Депутаты, сенаторы. Пройдет ли наш закон сквозь двойное сито? Сомневаюсь. Вам известна отмороженность Национального собрания и заторможенность сенаторов. Возможен вариант его прохождения после долгих лет разъяснения, перемены сознания… Но мы не можем ждать так долго. Что же нам остается? Референдум. Да, вы не ослышались — референдум. У нас будет время на то, чтобы его подготовить и самим приготовиться. Президент республики? Это я беру на себя. Вместе с Бофором и премьер-министром мы сможем его убедить… Нет, премьер-министр ничего еще не знает про операцию «Семьдесят два». Поскольку ему самому скоро стукнет семьдесят, не думаю, чтобы он этому обрадовался. Когда «Семьдесят два» вступит в силу, он займет одно из первых мест на повозках к эшафоту. Но не стоит переживать, я хорошо его знаю, он хороший парень, все будет в порядке. В конце концов, мы даем ему два года отсрочки… Перед тем как передать слово Бофору для обсуждения практических деталей, я хочу обратить ваше внимание на необходимость хранить секрет относительно «Семидесяти двух». Мы запустим эту машину, но не надо забывать, что через полгода нас ждут выборы в законодательное собрание. Малейшая утечка информации может привести к катастрофическим последствиям, в том числе и для вас лично… Бофор, мы вас слушаем.

— Повторю основные положения проблемы: лица старше семидесяти двух лет обходятся государству примерно в двести миллиардов франков. Не стану повторяться про гуманитарные аспекты, касающиеся пенсионеров, про их одиночество, неспособность приспособиться к новой жизни… Мы хотим предложить выход на пенсию в возрасте пятидесяти пяти лет. Для того чтобы выплачивать людям пенсии, мы должны или распахнуть двери для иммиграции, или… не улыбайтесь… да, организовать обратные чартеры! Вижу, что все согласны. Нам пять лет потребовалось на то, чтобы решить проблему с иммигрантами, и не для того, чтобы опять наступать на те же грабли. Итак, или иммигранты, или сокращение продолжительности жизни до семидесяти двух лет. В этом суть нашего проекта, ее необходимо распространить, сделать доступной и очевидной для каждого жителя. Это надо делать постепенно, без резких движений. В ближайшем будущем, что касается вас лично, то вам надо обо всем забыть. Я позову вас, когда наступит время идти в атаку. Я уже говорил и хочу еще раз повторить: пока опросы общественного мнения не станут благоприятными, мы ничего не будем делать. Референдум должен стать ответом на чаяния масс, требования народа. Иначе нам не победить. Мы ведь живем не в какой-то банановой республике. Иногда проводимые во Франции референдумы приносят вред. Вспомните референдум 2005 года, когда мы снова оказались верхом на коне в то время, когда никто в нас больше не верил. Мы не пойдем ни на какой риск. Разве что на минимально возможный, поскольку ничего нельзя предсказать заранее.