Книга Проказы разума - Алексей Макеев

– Колай-ни Николаевич Миклухо-Маклай, – на полном серьезе сказал Дмитрий, – кий-вели ский-рус этнограф, антрополог, биолог и шественник-путе, на самом деле мой ственник-род по отцовской линии. Так что я его то-по-мок.

– Потомок, – механически поправил я.

К зданию подъехал автомобиль «Скорой помощи», из него вышли врач, медсестра и водитель, открыли заднюю дверцу и выкатили каталку с лежавшей на ней пожилой женщиной. Еще одну инсультницу привезли.

В любом другом месте в любое другое время я бы, наверное, стал подшучивать над Миклухой, его родственными связями со знаменитым путешественником, но здесь, когда за стенкой лежал труп Сухарева Георгия, весь этаж был забит инсультниками, а в залах реанимационного отделения за жизнь пациентов боролись врачи, честно говоря, было не до шуток, обстановка не располагала.

– Что ж, таким родственником только гордиться можно, – сказал я после паузы и отошел от окна.

Вскоре пришел судмедэксперт, провел осмотр трупа на предмет обнаружения у него следов насильственной смерти, а уж саму смерть зафиксировали сами врачи. Труп увезли в морг, а нам с Миклухой наконец-то разрешили войти в свою палату.

Глава 6

Полицейский, вор в законе и черт из преисподней

На следующий день, во вторник, к нам с Миклухой в палату пришел следователь – невысокий, полноватый, с ромбовидной фигурой, лет под пятьдесят, волосы редкие, коротко стриженные, как и положено полицейскому. Нижняя часть лица шире верхней, полные губы, длинный нос, суровый взгляд. Если бы не этот суровый взгляд, следака можно было бы принять за добродушного дядюшку, но внешность бывает обманчивая, так что с ментом надо держать себя настороже. Нового соседа нам с Миклухой не подселили, потому следователь устроился на свободной кровати и расположил протокол допроса на тумбочке.

– Меня зовут Михаил Александрович Кристальный, – представился полицейский.

Я сидел напротив него, закинув ногу на ногу и болтая стопой, всеми силами стараясь придать себе независимый вид, ибо я, хоть никакой вины за собой не чувствовал, ощущал себя в чем-то виноватым, очевидно, подобное чувство испытывает каждый в присутствии следователя, который проводит официальный допрос.

– Игорь Гладышев, – представился я.

– Я знаю, кто вы, Игорь Степанович, – проговорил Кристальный, сверля меня взглядом. – И не потому, что ваши имя, фамилия и отчество написаны на кровати. А потому, что пришел именно к вам по поводу аварии, в которую вы угодили.

Честно говоря, я ждал вопросов по поводу Георгия Сухарева и удивился тому, что следователь пришел в связи с произошедшей четыре дня назад, в пятницу, аварией, которая казалась мне сейчас уже старым полузабытым кошмарным сном.

– Вот как? – Я приподнял брови. – Ну, что же, слушаю.

– Давайте сначала побеседуем, а потом я составлю протокол и вы его подпишете, – предложил Кристальный.

– Как прикажете, Михаил Александрович.

– Что можете сказать по поводу столкновения такси с неизвестной машиной? С таксистом я уже побеседовал, он говорит, что был в шоке и ничего толком не запомнил. Видел только, что машина иномарка, темного цвета. Неожиданно выскочила на повороте, подрезала вас, ударив в переднее левое крыло, и скрылась… Может быть, вы что-нибудь увидели, запомнили?

Я покривил губы, выражая таким образом полное неведение.

– К словам таксиста мне прибавить нечего. Я вообще смутно помню, что со мной произошло. Вы знаете, господин следователь, у мозга, по-видимому, есть такая особенность – отключать страшные для человека воспоминания напрочь. Я работаю тренером в детско-юношеской спортивной школе, у меня пацан один после тренировки домой шел, трамвай его сбил. Слава богу, все обошлось, пролетел несколько метров вперед, но жив остался. Так он ничего не помнит с того момента, как как из спортзала вышел, и до того момента, как в больнице оказался. Хотя все время был в сознании и разговаривал с окружающими.

– Все правильно, – соглашаясь со мной, следователь с многозначительным видом покачал головой. – Мозг отключил сознание, чтобы не травмировать психику ребенка. Представляете, что было бы, если бы мальчишку всю жизнь преследовали яркие страшные воспоминания о том, как он попал под трамвай?.. Но вернемся к интересующей меня теме. Ну, если вы ничего не можете сказать по поводу виновника аварии, то, возможно, вспомните, что предшествовало вашей поездке на такси. Откуда и куда вы ехали.

Все то, что происходило до аварии, я помнил превосходно, а потому бойко ответил:

– В тот день у моего сослуживца Алексея Пирогова был день рождения. Мы отмечали его в ресторане «Рубин». Немножко выпили, я ушел раньше всех. Поскольку был без машины, поймал такси и отправился домой.

– Так, так, так, – заинтересовался Кристальный и пошевелил носом, будто ищейка, почуявшая добычу. – Может быть, в ресторане произошло что-то интересное, что привлекло бы ваше внимание?

– Да ничего. Обычный ресторан. Выступал кордебалет, мы сидели и разговаривали.

– Ни с кем не ругались?

– Да нет же!

– Возможно, из ребят кто-то повздорил с людьми из-за соседнего столика? А потом вам решили отомстить, поехали следом за вами на машине…

Я добросовестно в течение минуты напрягал свою память, вспоминая, не было ли какого-либо случая, из-за чего меня хотели бы убить. Но ничего подозрительного не вспомнил.

– Нет, все было чинно, спокойно. – Неожиданно меня осенило: – Послушайте, Михаил Александрович, может быть, это таксисту мстили, а получилось так, что я больше его пострадал?

Следователь с задумчивым видом постучал ладонью по своей коленке.

– Да нет, – покачал он головой. – Таксист подобное предположение отвергает. Говорит, ничего никому плохого не делал.

Я не согласился:

– И все же у таксиста может быть больше врагов, чем у тренера детско-юношеской спортивной школы. На дорогах всякое случается, вдруг подрезал кого-нибудь, вдруг не на своем участке таксует, припарковался не там. Да мало ли какие ссоры могут возникнуть на дороге.

– Нет, исключено. Таксист мужик покладистый, законопослушный, водитель со стажем. А вот у вас, Игорь Степанович, поразительная способность притягивать к себе несчастья.

Я непонимающе уставился на следователя:

– Простите?..

Он, усмехаясь, пояснил:

– Вы какой-то роковой мужчина, Игорь Степанович. То в аварию попадаете, то за три дня пребывания в палате в ней два человека умирают.

– Три, – механически ответил я.

Теперь следователь посмотрел на меня непонимающе:

– Что, простите?

– Трое, говорю, умерли. Шутов, Сухарев и за несколько часов до моего перевода в эту палату, вот на этом самом месте, – я постучал ладонью по своей кровати, – умер еще один.