Книга Жаклин Врана - Тодд Лерой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Есть, – кратко ответила она, рассматривая меню над потолком. – Американо и… американо.
– Два американо? – переспросила официантка.
– Нет, американо и капучино, – исправилась Жаклин и выложила кредитку. – Почему ты решил, будто у меня нет прав?
– Ну, ты неправильно паркуешься и забываешь блокировать двери.
– Я не заблокировала двери? – обернулась Жаклин.
– Да, я пытался тебе сказать, но ты так спешила…
Жаклин пожала плечами, подняла поднос и направилась к угловому столику.
– Все равно не моя.
– Но ты несешь за нее ответственность, – кинул ей вслед Уве, но не удостоился даже взгляда. – Кофе и блинчик с мясом и вишневым соусом.
– Ты ведь уже ел, – недоумевала Жаклин, когда он поставил поднос рядом.
– Это запрещает мне поесть еще раз? Если уж мы оказались в таком месте. Или раз ты питаешься одним только кофе, это обязывает всех остальных следовать твоему полезному рациону?
– Да, у меня полезный рацион, – не поняла сарказма девушка.
– Нет, Жаклин, то, как ты ешь вовсе не полезно. И говорю я тебе это, потому что желаю только добра. Ведь ты мне небезразлична.
– Почему это? – подняла бровь она. – Ты же мне безразличен.
– Спасибо за правду. Другого я от тебя не ожидал. И все же ты годишься мне в дочери, а старший всегда берет на себя ответственность за младшего. Дети не привыкли заботиться о ком-то. В тебе еще не сформирован родитель.
– Вот как? – удивленно спросила она. – Значит, я не должна испытывать вину за то, что не могу ответить тебе взаимностью?
– Может и должна, не знаю, – раздраженно махнул мужчина. – Я сам неважный родитель. Свою-то дочь правильно не воспитал, еще кого-то другого пытаюсь.
– Воспитание не твоя заслуга. На то родителей и прозвали родителями. Они ведь только рожают, верно? – пыталась разобраться девушка. – Есть те, кто учат и те, кто опекают.
– Да, наверное, – кивнул он. – Я давно перестал понимать свою дочь. Она, к слову, почти твоя ровесница. Не буду спрашивать совета о том, как с вами правильно говорить…
– То, что мы с ней ровесники еще не делает нас похожими.
– Почему-то мне кажется, из тебя выйдет неплохой родитель. Ты не совершишь моих ошибок.
– Я вообще не собираюсь быть родителем, – поежилась она. – Я смотрела, как это происходит и мне это показалось противоестественным.
– Я тоже видел, как рожает моя жена и, поверь мне, это самая в природе натуральная вещь. В отличие от этого скверного мяса и джема. Сомневаюсь, что в них замешана природа. Раз уж мы заговорили о семье… Как поживает сестра?
– Из последнего разговора с ней я вынесла, что весьма скверно. Все беды с этой особой происходят из-за того, что она невыносимая потаскуха.
– Сказал бы, что о родных сестрах так не отзываются, но знаю, что лгать ты не умеешь, и приму за чистую монету.
– Она спала с одним парнем на протяжении полугода и подумала, что это даст ей право считать его своим.
– А я-то думал, ты самая знатная феминистка в стране.
Уве рассмеялся с набитым ртом, вдохнул брусничный соус и резко закашлялся. Жаклин спокойно наблюдала за этими муками, игнорируя его жесты.
– Спасибо, – выдавил он, когда кашель отступил.
– Не за что, – пожала плечами она. – А за что?
– Когда человек кашляет, следует постучать ему по спине, иначе ненароком задохнется, – доходчиво пояснил мужчина.
– Даже если человек взрослый и понимает, что с набитым ртом не разговаривают и уж тем более не смеются? Закончил? – следила за его движениями челюстью она.
– Необязательно вскакивать, как только закончишь с трапезой.
– Ты собираешься есть еще? – поморщилась Жаклин.
– Нет, что ты! Я не такое чудовище, как ты думаешь.
– Я не думаю, что ты чудовище, но у тебя чудовищный желудок, – добавила она, немного помолчав. – Почему ты назвал меня феминисткой?
– Ну не знаю, – наклонил голову в бок он. – Просто ты…
– Это новая мода? Обвинять в феминизме европеек, только потому, что они выступают за свои права, как остальные меньшинства?
– Опираясь на статистику, нельзя сказать, что женщины в меньшинстве. Нет, все-таки ты феминистка.
– С чего бы вдруг? Ведь я любила Отто.
– Это ни о чем не говорит, – отмахнулся Уве.
– Нет, это о многом говорит.
– Нет, не говорит, – настоял Уве, всматриваясь в ее темные глаза. – Ты чего-то не договариваешь. Ты всегда что-то скрывала, но, может, есть смысл выговориться? Может, станет легче, ты так не считаешь? Все что мы о тебе знаем, это наличие сестры, но…
– Ты доел? – поднялась Жаклин. – Кажется, они закрываются. Это кафе не круглосуточно.
– Да, – остыл Уве и направился за ней в машину. – Прости, что залез не туда, – сжал губы он. – И прости, что поднял голос. Это непозволительно и непрофессионально.
– Да, я не твой допрашиваемый. Криком бы ты из меня ничего не выбил.
– Так я из тебя действительно сделаю феминистку, – рассмеялся он. – Просто все в отделе… Понимаешь, в коллективе закрытых не любят.
– И что же, если я просто работаю на работе, значит можно пускать обо мне сплетни?
– К сожалению, в большинстве кругов это именно так и происходит, – с горечью признал он. – Если не обсуждаешь вместе с остальными – обсуждают тебя.
– И что же, меня обсуждают? – сглотнула она. – А ты обсуждаешь вместе с ними? Как меня называют за спиной?
– В нашем кругу тебя никто так не называет, поверь.
– Но как называют не в нашем кругу? – потребовала ответа Жаклин.
– Тебя это не обрадует.
– Знаю.
– Гансом.
– И что это значит?
– Лучше тебе узнать об этом самой. Я не большой специалист в медицине.
Она кивнула и на протяжении какого-то времени они слушали звон брелока и шум двигателя.
– Понимаешь, – продолжил он, – мне трудно тебя защищать, когда я сам ничего не знаю. Вот уже пятнадцать лет я объясняю коллегам, что никакая ты не сбежавшая из другой страны преступница, не наркоманка и не лесбиянка. Фантазия у людей безгранична. Скоро они тебя и вампиром сделают. Я не перестану тебя защищать, но для этого нужно хотя бы чувствовать уверенность в том, за что заступаешься.
Жаклин не отвлекалась от дороги.
– У дома высадить или еще где? – бросила она.
– Да, у дома, – расстроено ответил Уве.
– До завтра, – кивнула она, не оборачиваясь, и остановила машину на площадке рядом с его подъездом.