Книга Невский романс - Ольга Свириденкова

— Не знаю, — слегка растерялась Полина. — Говоря откровенно, я еще не решила, кого предпочитаю: военных, штатских, молодых или не очень. Может, это покажется вам странным, но я, когда приезжаю на балы, на кавалеров почти и не смотрю.

— Это как же так?

— А так. Мне нравится наряжаться, а потом приезжать туда, где шумно, весело, где звучит приятная музыка. Нравится, когда меня приглашают танцевать и говорят комплименты.

— Что ж, я вас понимаю. — Юлий Карлович добродушно рассмеялся. — Вы ведь еще первый год выезжаете, не так ли?

— Точнее, первый месяц. И за этот месяц на меня столько впечатлений обрушилось, что я совсем запуталась. Да и некогда думать…

— Надо наряжаться и танцевать, — докончил за нее Юлий Карлович. — Наряжаться и танцевать, — повторил он, задумчиво глядя перед собой. И вдруг, безо всякого перехода, спросил: — А хорошо быть богатой, Полина Юрьевна?

— Не знаю. — Полина посмотрела на него с легким удивлением. — Вот так вопрос! Да я никогда об этом не задумывалась.

— А напрасно, напрасно, — проговорил Юлий Карлович с каким-то непонятным значением. — Богатой быть хорошо, запомните это, красавица моя. Ну, представьте: что если бы вы вдруг из этого милого особнячка переехали на тесную квартирку где-нибудь, скажем, в Офицерской улице? Или на вторую линию Васильевского острова. Знаете, какие там дома?

— Нет. Мы с маменькой там ни разу не бывали. Да я и улиц-то таких не знаю! А что, — Полина нахмурила брови, — там очень плохие дома?

— Не просто плохие, а скверные. На улицах непролазная грязь да мусор, стены облупленные, дурной запах. И люди… не приведи вас Господь с такими людьми общаться. А знаете, о чем они все время думают, эти дворяне второго сорта? Все их размышления сводятся к сожалениям о несбывшихся надеждах. И к зависти. Горькой, мелочной, разъедающей душу. К таким, как вы, как ваши родители, как моя сестра. К настоящим аристократам. К настоящей жизни. Одним словом — ко всему настоящему.

— Да что же там, не настоящая жизнь, что ли?

— Убогая там жизнь, Полина Юрьевна. У-бо-га-я, — по слогам повторил Юлий Карлович, словно для того, чтобы Полина лучше поняла смысл этого слова. — А впрочем, — тут же произнес он с прежней приветливо-вкрадчивой улыбкой, — к чему я завел такой неподходящий разговор? Ведь вам, моя красавица, такая жизнь не грозит.

Около полуночи брат с сестрой уехали, и Полина пошла к себе. Но заснуть ей удалось не сразу. Странные речи Юлия Карловича запали ей в душу, перебив даже театральные впечатления. Она думала о тех несчастных людях — дворянах второго сорта — и ей становилось их безумно жалко. Конечно, Полина знала, что далеко не у всех людей такая беззаботная жизнь, как у нее. Она искренне сочувствовала бедным, и нищим всегда подавала, и постоянно напоминала родителям, что нужно жертвовать приютам и общественным больницам. И даже сама иной раз жертвовала из своих сбережений. Но то были по-настоящему бедные люди, и жалеть их казалось вполне естественным. А то, что можно жалеть бедных дворян, ей даже в голову не приходило.

«И в самом деле, ведь это ужасно, — думала Полина, глядя в окно на черную гладь Невы. — Как это я раньше об этом не задумывалась? Одно дело — появиться на свет в семье крестьянина или какого-нибудь плотника и с ранних лет знать свое скромное место в жизни. Но родиться дворянином, с благородными помыслами, с утонченной душой, и жить в убожестве, в нищете — это, и вправду, страшно. И самое тяжкое — знать, что другие, равные тебе по происхождению, живут несравнимо лучше тебя. Вот где истинная пытка, мучение! А если вдобавок родиться в роскоши, а потом разориться и быть вынужденным отказаться от всех былых привычек… Кошмар!»

Ночью Полине приснился ужасный сон, будто она переезжает из своего родного и милого дома в какой-то убогий, безобразный вертеп. Она проснулась в середине ночи в холодном поту и заснула снова, лишь когда прибежавшая на звонок Вера посмеялась над ее страхами и мягко попеняла за излишнюю впечатлительность.

8

В первом часу пополудни маменькина коляска доставила Полину к нелидовскому дворцу. Выбравшись с помощью лакея из экипажа, девушка с постояла на месте… и вместо того, чтобы идти к крыльцу, направилась к чугунной ограде Мойки. «Ничего, сейчас немного соберусь с духом и войду, — убеждала она себя. — Да и потом, его наверняка нет дома. Станет он сидеть дома в такое время, как же! Небось гуляет себе по Невскому или в какой кофейне сидит».

Повернувшись лицом к особняку, Полина с любопытством оглядела величественный фасад. Этот огромный дворец совсем не походил на ее дом. Здесь все было таким строгим, сдержанным, холодным. И сам светло-желтый цвет здания, и мраморные колонны ионического ордера, и гладкие стены без украшений. «Как, однако, этот роскошный и мрачноватый дом подходит к его хозяину», — с легким удивлением подумала Полина.

Внезапно массивные дубовые двери распахнулись и на крыльце показался сам Нелидов. Робкая надежда, что он не заметит ее и проследует мимо, тут же растаяла: сойдя с крыльца, Нелидов направился не куда-нибудь, а прямиком к ней. Сердце Полины испуганно сжалось, но она быстро переборола страх и, выпрямив спину, мужественно взглянула на неприятеля.

— Добрый день, господин Нелидов, — проговорила она с нарочитой веселостью. — А я как раз…

— Послушайте, мадемуазель Полина, — сходу перебил он ее, — какого черта вы уже целых двадцать минут стоите тут на холоде, вместо того чтобы идти в дом? Что за нелепые причуды, ей-богу! Неужели вы меня настолько боитесь?

— А… я… только что приехала, — пролепетала девушка, запинаясь на каждом слове. — И… с чего это вы взяли, будто я уже давно тут стою?

— Мадемуазель, мой кабинет выходит окнами на улицу, — с усмешкой пояснил он, — и я прекрасно заметил вашу коляску.

Полина ощутила страстное желание провалиться сквозь землю. А вслед затем ее захлестнуло такое негодование, что растерянность и страх бесследно исчезли.

— Послушайте, господин Нелидов, — сердито проговорила она, возвышая голос, — а не кажется ли вам, что вы слишком много себе позволяете? Кто дал вам право говорить со мной в таком тоне? Я вам не девчонка, чтобы выслушивать ваши оскорбительные нотации!

В темных глазах Нелидова на секунду отразилось изумление, а затем, к еще большему негодованию Полины, он улыбнулся:

— Ага, выпустили коготки! Что ж, это меня очень радует. Итак, вы, наконец, перестали трусить… В таком случае, — он с преувеличенной галантностью поклонился девушке, — прошу пожаловать в мой дом.

Полина отступила назад и упрямо поджала губы.

— Я войду в этот дом тогда, когда посчитаю нужным, — с вызовом произнесла она.

Владимир многозначительно откашлялся.

— Та-ак! — протянул он, поглаживая затылок и с насмешливым любопытством рассматривая Полину. — Значит, снова объявляете мне войну?

— Называйте, как вам угодно!