Книга Сокровище рыцарей Храма - Виталий Гладкий

— Возможно. Проверим Петря, будь спок. Ежели найдем там барахлишко какое или золото — отлично, ну а если какие-нибудь шпионские штучки — тоже хорошо. Получим благодарность от государя императора… за бдительность. Для городовых будет отмазка — чтобы не теребили лишний раз. А где это кладбище находится?

— В Китаевской пустыни[20].

— Что-то не припоминаю…

— Старый монастырский погост на Китай-горе. Там уже давно никого не хоронят.

— А, ну да… Выходит, ящик заныкали на старом кладбище. Мудро. Но есть одна загвоздка — неплохо бы знать, где именно расположена эта заветная могилка. Гришка об этом тебе говорил?

— Нет, не говорил.

Васька Шнырь скептически ухмыльнулся и сказал:

— Вот так всегда: удача сначала поманит, а потом взмахнет крылышками — и ищи-свищи ее. Или ты предлагаешь все могилки на кладбище разрыть?

Немного поколебавшись, Петря сказал:

— Все могилки трогать не надо. Я знаю точное место.

— Да ну?! — удивился Васька. — Ты ж сказал, что Гришка на эту тему разговор не заводил. Непонятно… И где оно, это заветное местечко? Колись, друг ситцевый.

Даже Ваське Петря не рассказал бы, чем он занимался, когда нашел тело Гришки. Вместо того чтобы сразу бежать в полицейский участок, он тщательно обыскал все потайные места в убогой хатенке своего соседа. Но искомое нашел лишь в сарайчике, где Гришка когда-то держал кур.

Коробка из-под монпансье была спрятана под стрехой. В ней Петря нашел около полусотни рублей, которые Гришка хранил на «черный день», и мятую бумажку с нарисованным чьей-то неверной рукой планом Китаевского кладбища. Заветную могилку обозначили крестиком.

Большие деньги, на которые надеялся Лупан, исчезли. А они точно были. Наверное, их забрали убийцы.

Досконально изучив найденный план, Петря набрался смелости и однажды посетил сначала церквушку, возле которой находился погост, — помолился, — а затем и само кладбище. Надгробие над могилой оказалось старинным, но у Петри был зоркий глаз, и он сразу определил, что оно установлено недавно.

Похоже, кладбище, откуда взяли надгробие, располагалось в другой местности, поэтому мох на могильном камне оказался с южной стороны, а должен быть с северной, как на других надгробиях. Или копачи сделали так намеренно — уж неизвестно зачем, или впопыхах воткнули камень абы как.

А еще в высокой траве Лупан нашел несколько достаточно свежих комочков глины, которую можно было достать только из-под полуметрового слоя чернозема. Наверное, те, кто маскировал захоронение, проглядели их.

— Не все сразу, — ухмыльнулся Петря. — Когда будем на месте (если, конечно, сговоримся), тогда и покажу.

— Выходит, не доверяешь мне… — Васька Шнырь изобразил обиду. — Нехорошо…

— Без доверия к тебе этого разговора не было бы, — неожиданно жестко ответил Петря. — Похоже, в деле, как ты намекнул, будем не только мы двое. Поэтому лучше мне приберечь свой козырь в рукаве. Или я не прав?

— В общем-то да, ты прав… — неохотно согласился Васька. — Ладно, все, никаких обид.

Уж он-то хорошо знал нравы и обычаи воровского сообщества…

— Так ты согласен? — с надеждой спросил Петря.

— Я-то согласен… но нам нужна, как я уже говорил, подмога. Сурьезная подмога. Надобно идтить на поклон к Федьке Графчику.

— Кто это?

— О, это большой человек на Шулявке, — уклончиво ответил Васька. — Если он согласится войти в дело, тогда все будет тип-топ.

— Ну, если так…

— Не переживай. Свою долю в случае удачи ты точно получишь. Мы ж не какие-нибудь фармазоны. Мы солидные, фартовые мазурики. Между прочим, ты и один мог пойти на промысел… Почему не решился?

— Боязно одному.

— То-то… Очко ведь не железное. Гуртом и батьку легче бить. А скажи мне, ты знаешь напарников Гришки?

Петря насторожился. Он сразу понял, куда гнет Васька, и на какой-то миг пожалел, что связался с ним, но потом с присущим ему благоразумием подумал, что другого выхода у него все равно не было. Раскромсанное тело Гришки постоянно вставало перед внутренним взором Петри.

— Откуда? О них он не говорил, — с легким сердцем ответил Лупан; в данном случае он говорил чистую правду.

— Это плохо… — похоже, Васька не очень поверил своему приятелю, однако не стал на него напирать; он уже полностью уверовал в то, что на Китайке спрятан клад, и боялся, что чересчур подозрительный Петря может дать задний ход. — Но не беда. Может, тебе известно, у кого Гришка работал?

— Да, известно. У Ваньки Бабая.

— Понял. Козырное заведение. Это уже легче… Ну что, брат, допиваем ханку и по коням? Сегодня мне много чего нужно сделать. А ты сиди дома, никуда не ходи. Возможно, уже этим вечером понадобишься. Но ежели не сегодня, то завтра — точно. Жди.

— Ты ж не подведи…

— О чем базар? Все сделаем, как надо. Кстати, где ты достал такой козырный кишкотник?[21]

Брюки Лупана поддерживал прочный флотский ремень (почти новый), который застегивался бронзовой бляхой с двуглавым имперским орлом и якорями. Когда началась война, такие ремни начали считаться у городской босоты большим шиком.

— Морячок один подарил. Он был в Киеве проездом.

— Не может быть!

— Ну, не совсем подарил… В общем, мы махнулись: он мне ремень, а я ему зажигалку. Помнишь, ту, что я купил у тебя? Но ремень-то стоит гораздо дороже…

— А… — Васька вздохнул с облегчением — слава богу, что зажигалки уже нет в Киеве.

Зажигалка, которую он продал Петре за бесценок, конечно же стоила больших денег, потому что была серебряной. Да вот только держать ее у себя Шнырь не мог, потому как она была ворованной. Притом Васька украл ее не у кого-нибудь, а у самого участкового пристава Семиножко. И слямзил он зажигалку не ради наживы, а для понта, чтобы выпендриться перед другими карманными ворами, которые боялись пристава как огня.

— Ладно, бывай, — сказал Шнырь. — Я сваливаю…

Первым делом Васька нанес визит Федьке Графчику. Он не очень верил, что тот подпишется на это тухлое дело, — козырный Графчик порхал по верхам и шел лишь на фактурный промысел,[22]— но Шнырь обязан был доложиться. Ведь Китаевский монастырь и кладбище входили в район, который «опекал» Федька.