Книга Читающий по телам - Антонио Гарридо

— Пожалуйста, досточтимый Фэн, не забудьте замолвить за Лу словечко Премудрому мужу.

Юноша снова опустился на колени и коснулся лбом пола, пытаясь скрыть горечь. Когда он поднял голову, судьи уже не было.

* * *

Цы и впрямь собирался поговорить с батюшкой, да только ничего не вышло. Отец ушел в свою комнату и заперся изнутри. Матушка умоляла не докучать отцу и повторяла его последнюю фразу:

«Лу — человек уже взрослый и совершеннолетний, и любая попытка ему помочь только покроет семью еще большим позором».

Цы пробовал спорить, но напрасно. А потом он кричал так, что сорвал голос, но отец так и не отозвался. И вот тогда — и только тогда — Цы решил, что сам займется судьбой брата.

В полдень Цы попросил аудиенции у Премудрого, намереваясь узнать, как прошел его разговор с Фэном. Муж принял его и даже предложил перекусить, что сильно изумило юношу.

— Фэн очень хорошо о тебе отзывался. Сочувствую, не повезло тебе с братцем. Неприятный тип, как мы все убедились. Но проходи же, не стой на пороге. Садись и рассказывай, чем я могу тебе помочь.

Цы поразился сердечности Премудрого.

— Судья Фэн рассказал мне о копях в Сычуани. — Он склонился до земли. — Он говорил, вы могли бы отправить моего брата туда.

— А, копи… Ну да, ну да. — Муж проглотил кусок пирожка. — Послушай-ка, юноша… — Он облизнул пальцы. — В стародавние времена не было нужды в многочисленных законах, судьи обходились пятью слушаниями: узнавали биографию подозреваемого, отмечали изменения в лице, слушали дыхание, прислушивались к голосу, а пятое — это примечали его движения. И больше ничего не было потребно, дабы прозреть мглу души. — Судья проглотил очередной кусок. — Однако теперь все по-иному. Теперь судья не имеет права, скажем так, истолковывать… факты с той же легкостью. — Премудрый голосом подчеркнул последние слова. — Ты следишь за моей мыслью?

Цы кивнул, хотя не понимал пока, к чему все это. Муж продолжил:

— Значит, тебе хотелось бы, чтобы Лу отправили в сычуаньские копи? — Он вытер руки платочком и потянулся за судебным уложением. — Посмотрим, посмотрим… Да. Вот это место. Действительно, в некоторых случаях смертная казнь может быть заменена ссылкой, тогда и только тогда, если один из родственников внесет необходимую денежную компенсацию.

Цы обратился в слух.

— К сожалению, дело, которое мы обсуждаем, разночтений не допускает. Лу повинен в страшнейшем из преступлений и сам в этом признался. — Судья помолчал в раздумье. — Вообще-то, ты и вся твоя семья должны быть мне благодарны за то, что на суде я не объявил отрезание головы частью какого-нибудь магического семейного ритуала, — в противном случае не только Лу был бы приговорен к Смерти тысячи разрезов, но тебя, твоих родителей и твою сестру ожидала бы бессрочная ссылка.

«Да уж. Нам сильно повезло».

Ученик судьи знал об этой стороне закона: предусматривалось, что родственники виновного, пусть даже и не замешанные в преступлении, возможно, относятся вместе с убийцей к одному и тому же зловещему культу и, следовательно, подлежат высылке. И все равно Цы не понимал, куда клонит Премудрый. Заметив его удивление, судья решил выражаться яснее:

— Бао Пао говорит, что у твоей семьи земля имеется. Несколько наделов. За них он когда-то предлагал твоему отцу хорошие деньги.

— Именно так, — недоуменно пробормотал Цы.

— А Фэн говорит, что в сложившихся обстоятельствах обсудить это дело лучше с тобой, а не с отцом. — Премудрый подошел к двери и убедился, что она надежно заперта. Затем снова удобно уселся за столом.

— Простите, достопочтенный судья, но я до сих пор не понимаю…

Судья пожал плечами:

— Сейчас я просто предлагаю хорошенько закусить, а за едой, возможно, мы сумеем договориться о сумме, которая избавит твоего брата от мучений.

* * *

Остаток вечера юноша раздумывал над предложением Премудрого. Четыреста тысяч цзяней — сумма колоссальная, но в то же время сущая мелочь, если она может спасти жизнь брату. Дома Цы застал отца склонившимся над бумагами из красной шкатулки. Услышав шум, батюшка захлопнул ларец и посмотрел на сына, словно воришка, застигнутый на месте преступления. Потом притворно закашлялся и засунул шкатулку под кровать. И в гневе обернулся к младшему сыну:

— Ты уже во второй раз прерываешь мои занятия. На третий — пожалеешь.

— У тебя ведь осталось Уложение о наказаниях? — Отец не мог поверить, что сын отвечает столь бесцеремонно, но, прежде чем он успел произнести хоть слово, Цы продолжил: — Мне необходимо с ним свериться. Быть может, мне удастся помочь Лу.

— Да кто тебе это сказал? Несмышленый Фэн? Ради Великого Будды, позабудь о своем распроклятом братце раз и навсегда, он и так нас вконец опозорил.

Цы приписал эти гневные слова временному помрачению разума.

— Не имеет значения, кто сказал. Важно, что наши накопления могли бы спасти Лу.

— Наши накопления? С каких это пор ты начал что-то копить? Забудь о брате и порви с Фэном. — Глаза отца были безумны.

— Но, батюшка… Премудрый муж заверил, что если мы найдем четыреста тысяч…

— А я сказал: забудь! Проклятье! Да ты знаешь, сколько у нас денег? За шесть лет работы счетоводом я не скопил и ста тысяч! Половину потратил на прожитье, а другую половину — на тебя. Теперь мы остались одни, так что побереги силы для работы на поле — уж там-то они тебе понадобятся. — Отец нагнулся и прикрыл шкатулку платком.

— Батюшка, в этом преступлении есть что-то, чего я не понимаю. И старшего брата я не позабуду…

Цы получил звонкую пощечину и онемел от изумления. Батюшка уже второй раз позволил себе его ударить. Непостижимым образом почтенный отец семейства в одночасье превратился в жалкого старика, который дрожал от гнева, кривил губы и тряс рукой перед лицом сына. Цы хотел уже сам поискать Уложение, однако решил не творить явного непокорства. Он просто повернулся и вышел на улицу, не обращая внимания на громогласные повеления остаться.

Дождь лил и лил. Цы достиг дома Черешни. Снаружи стоял маленький траурный алтарь — дождь превратил его в комок из покривившихся свечей и облетевших цветов. Цы поправил, что мог, и проскользнул мимо входа к окошку комнаты своей невесты. Козырек дома защищал его от дождевых струй. Цы, как обычно, кинул камушек в ставень и замер в ожидании ответа. Ему казалось, что пролетели годы, но вот в конце концов еще один удар подтвердил, что Черешня — за окном, по ту сторону.

Поговорить им удавалось редко. Строгие правила сватовства затрудняли встречи молодых людей — даже праздники, во время которых они могли видеться, были четко регламентированы. Но Цы с Черешней находили способы — скажем, шли на рынок в одно и то же время и там могли соприкоснуться руками под лотком с рыбой или хотя бы обменяться взглядами.

Цы вожделел ее. Он часто представлял, как прикасается к ее белоснежной коже, округлому лицу, полным бедрам. Он мечтал распеленать ее ступни — сокрытые всегда, даже в самые интимные моменты жизни. Цы представлял их себе маленькими и нежными, как у сестрицы Третьей. Ножки Черешни ее матушка забинтовала еще в младенческом возрасте, чтобы они были не хуже, чем у самых высокородных дам.