Книга Служанка и виконт - Пэм Розенталь

Но он был так добр и так приветливо улыбался, и с этим ничего нельзя было поделать: она знала, с какой радостью ответила бы на его ласки. Она ничего не боялась: ее тело переполняло то же желание, владевшее ею в ту ночь, когда она смотрела на него спящего, только, что еще хуже, на этот раз не было удивления или чувства вины.

«Он должен был почувствовать, как сильно я хочу его, — думала она, — несмотря на то что тактично предпочитает не замечать этого». Значит, предположила Мари-Лор, ей остается делать то же самое. Как и он, она будет притворяться, что ничего особенного не произошло.

— Мы не оставили бы вас умирать у наших дверей. — Слова прозвучали резче, чем она хотела. — Во всяком случае, вас спас мой брат.

— Надеюсь, он здоров, — сказал виконт. Он вежливо игнорировал ее грубость, и это казалось упреком. — Он все еще изучает медицину?

Она кивнула.

— А ваш отец, полагаю, он чувствует себя лучше? А как книжная лавка?

— Мой отец умер в мае, месье Жозеф. Что касается лавки, — добавила она, — как оказалось, у папа были долги.

Он усмехнулся:

— Это у нас общее. Я хочу сказать, долги наших отцов. Но я сожалею о смерти вашего отца, мадемуазель. Во время моего короткого пребывания в вашем доме мне показалось, что вы очень любящая семья, в чем, как вы видите, наше различие.

Она отвернулась.

— И вы все же не вышли замуж за друга вашего брата, — почти с осуждением заметил он.

Мари-Лор покачала головой:

— Отец не оставил мне приданого. Простите, месье Жозеф, но, вероятно, вам не следует называть меня «мадемуазель». Теперь, когда я в услужении у вашей семьи, может быть, вам лучше называть меня…

— …Мари-Лор. — Складки у его рта углубились, когда он произносил это имя.

«О да! Намного лучше», — подумала она. Особенно когда он произносит последнее «р».

— Мари-Лор, — твердо повторил он. — Мари-Лор, а не Марианна. И вам не надо называть меня «месье Жозеф», когда мы одни. «Жозеф» вполне подходит.

— Но я могу забыться и назвать вас… э… Жозеф при людях.

Какой мягкий певучий звук, если произносить его медленно.

— Однако, — подумав, сказал он, — теперь, когда мы любовники, может быть, неплохо, если время от времени вы, забывшись, действительно будете называть меня при людях Жозефом.

— Теперь мы — что? — Она возвысила голос, выделяя мягкие певучие звуки.

— По видимости, я имею в виду. — Он улыбался, глаза блестели от удовольствия.

«Он похож на Жиля, когда тот описывает новый удивительный метод лечения», — подумала она.

— Потому что вас заметили, и единственный способ удержать отца и Юбера подальше от вашей постели — это убедить их, что вы чаще бываете не в своей, а в моей постели. Но нам это не так просто сделать, — продолжал он. — Придется моему камердинеру приводить вас ко мне в комнату каждую ночь.

Он затряс дверь, за которой послышалось приглушенное ругательство.

— Этот негодяй шпионит за нами у замочной скважины. Не напрягай зрение, Батист! — крикнул он. — И между прочим, — быстро добавил виконт, — я обещаю, что вас не должно тревожить, что между нами что-то произойдет. Ибо, как откровенно заявил мой отец, я не злоупотребляю своей властью над служанками.

Во всяком случае, убеждал он себя, это был наилучший способ держать отца и брата подальше от нее. И он, безусловно, обязан предоставить ей защиту; ночная уловка, предложенная им, была всего лишь необходимой мерой безопасности. Она не имела ничего общего с его желаниями.

Ладно, не совсем так. Он хочет видеть ее опять. Ну и что. Он обещал не трогать ее. Он ее не тронет. Они просто поговорят, как тогда в Монпелье. Конечно, он будет более вежлив. Он будет звать ее по имени — Мари-Лор, а не мадемуазель.

Мари-Лор… Он ощущал на языке глубокий бархатный тон последнего слога.

— Так вот, — сказал виконт, — добро пожаловать ко мне, Мари-Лор, если вам нравится эта идея.

— Вероятно. Это хорошая идея, я хочу сказать. — И она замолчала. Затем медленно заговорила: — Да, Жозеф. Я думаю, это очень хорошая идея — на всякий случай. Спасибо вам. — Она кивнула и благодарно улыбнулась.

«Бог мой, — подумал он, — как жарко и душно в этой комнатушке!»

«Но так ли уж хороша эта идея, — спрашивала себя Мари-Лор, — проводить все ночи вместе с ним? Особенно когда он оказался таким остроумным и отзывчивым».

Здравый смысл говорил «нет».

«Проводить все ночи за запертыми дверями с аристократом? Ты совсем лишилась рассудка, Мари-Лор?»

«Но если я не буду, я окажусь во власти двух других аристократов. — Это был уже ее внутренний настойчивый голос. И он добавил: — Двух довольно мерзких аристократов. А этот по крайней мере обещал не трогать меня».

Но это не убедило ее второе «я».

«Речь идет о моей безопасности! Это поможет мне не потерять работу».

Ничего, она всегда может передумать. Потом, когда освободится от его присутствия. Она все обдумает, когда он уйдет.

Но казалось, виконт не собирался сделать и шага к двери. Он выглядел довольно растерянным, как будто не знал, как закончить этот разговор.

— Так вот, — сказал Жозеф, — увидимся завтра ночью. Спите спокойно.

— Да, — ответила Мари-Лор, — и вы тоже.

Он не двинулся с места. Она подумала, может, следует ей еще раз поблагодарить его. Может быть, еще раз сделать реверанс? Казалось, не хватает какого-то слова или жеста, но она не имела ни малейшего представления, что бы это могло быть.

— Не забудьте запереть дверь, — напомнил он.

— Не забуду. Нет… — Она покачала головой.

Он приоткрыл дверь и снова закрыл ее. В эту минуту он казался ей очень молодым.

— Знаете, а вы были правы относительно месье X. Та история произошла раньше, чем он начал писать эту книгу, — шепотом сказал виконт.

О чем это он говорит?

Мари-Лор сразу же все вспомнила и, поняв, разразилась неудержимым смехом. Его плечи напряглись.

— Ну, я не думаю, что это так смешно. Она пыталась подавить смех.

— Возможно, но это дает ответ на одну из загадок, мучивших меня уже несколько месяцев. Первая загадка заключалась в том, как какой-то разносчик книг мог отчитать меня с таким высокомерным и аристократическим видом.

— А вторая?

— Откуда его чрезмерный интерес к месье X? Он застенчиво улыбнулся.

— Авторское тщеславие, — пробормотал Жозеф. Она улыбнулась:

— Вы прекрасный писатель. А я… то есть я была одной из ваших самых преданных читательниц. — Затем добавила: — Полагаю, что в душе я остаюсь читательницей.