Книга Пусть проигравший плачет - Марина Серова

Сам Арташес музыку обожал, что, впрочем, не помешало ему через пять месяцев после освобождения грабануть оперный театр. Кстати, наверное, именно благодаря воспитанию Арташес Левонович полюбил нападать именно на оплоты культуры и религии. В конце своего пути он и вовсе стал собирать антиквариат. Говорят, его коллекция была чрезвычайно богатой.

По предположениям Мельникова, убийство Гараяна было совершено кем-то из бывших «соратников», поскольку Арташеса в этих кругах ненавидели.

— Он ведь еще и постукивал, почему и освобождали довольно быстро, — задумчиво молвил Мельников. — Так что с виду дело простенькое, а копнешь… Взвоешь! Кстати, Риточка, окна-то у вас расположены не так и далеко и были открыты. Ты ничего не слышала?

— Как я могла чего-то услышать? — удивилась Ритка. — У него же там музыка была. Я еще удивилась, почему это он ночью так музыку громко включил. Песня была такая красивая…

Ну, Риточка! А мне про музыку ни слова не сказала!

— А ты не вспомнишь, что это было? — заинтересовался Мельников.

— Нет, — развела руками Ритка. — Ты же знаешь, как у меня плохо со слухом. Мне ж медведь на ухо наступил.

Да уж, переглянулись мы с Мельниковым. В этом вопросе нам точно не повезло.

— Ладно, это не проблема. Послушаем все записи Арташеса, может, повезет, и ты узнаешь, — решил Мельников.

— Это было радио, — сообщила Ритка. — Я помню. Потому что они сообщили время и название станции.

— А какое? — опять заинтересовался Мельников.

— Не помню, — помотала головой Ритка. — Но попытаюсь вспомнить.

— Только вспоминай быстрее, а то время работает не на нас, — сурово сказала я. Ритка испугалась и закивала. По-моему, она тут же предприняла попытку вспомнить, поскольку от нашего дальнейшего разговора отключилась и участия в нем не принимала, уставившись в стену с видом сомнамбулы.

Наш тихий разговор изредка нарушал здоровый храп из соседней комнаты, от которого я поначалу вздрагивала, но потом привыкла.

— Тань, версий много, — сообщил Мельников на мой вопрос, что он думает по этому поводу сам, — но мне кажется, что все, что лежит на поверхности, — гроша ломаного не стоит. Хотя, конечно, мы все проверяем… Боюсь, дело немножко поглубже.

— А ты не думал о мести со стороны монахов? — вспомнила я про разгуливающего под покровом ночи «капуцина».

— Да ты что? — вытаращился Мельников. — С тех пор уже лет пятьдесят прошло… Нет, это отпадает.

«У тебя, может быть, и отпадает. А у меня все нуждается в проверке», — подумала я. И отложила эту мысль в кармашек сознания. Второй вопрос меня тоже интересовал — были ли у Арташеса родственники?

— Была жена, но она умерла лет пять назад при загадочных обстоятельствах… Только не подскакивай — Арташеса в ту пору в городе не было. А женщину нашли в ванне утонувшей. Странно, конечно, но дело повисло — вроде убийц так и не нашли. У нее был сын, но не от Арташеса, а от первого брака.

— А что о женщине есть?

— Певица. Я же тебе сказал, что Арташес страдал слабостью к прекрасному… Звали ее Анна Прохорова. Прославилась одной песней, может, ты слышала? «Пустыня любви»…

Нет. Такой я не слыхала. Может, Риткина мать слышала? Но я продолжала слушать об этой Анне Прохоровой.

Сын ее очень любил Арташеса. Это показывали все, кто их знал. Сам Арташес, кажется, очень изменился. В Анну был влюблен так, что с ума сходил. Таскал ей на концерты букеты роз, парня обожал — буквально пылинки с обоих сдувал. И именно тогда завязал полностью, перейдя на сбор антиквариата, в котором разбирался настолько хорошо, что подрабатывал в музее консультантом, быстро определяя, что есть подлинники, а что — «фуфели».

Насчет родителей Мельников сказал, что умерли они уже давно, а братьев и сестер не было, но есть очень хороший друг.

— Ни за что не догадаешься кто… Художник Рябцев.

Я присвистнула. Ничего себе друзья… Рябцева я знала очень хорошо — интеллигентнейший дяденька, просто рафинированный. Что бы его могло связывать с бывшим уголовником?

— Ладно, поищем, — сказала я. — Вдвоем мы с тобой, Мельников, непременно что-нибудь найдем.

— Надо постараться, — вздохнул Мельников. — Уж больно мне не нравится эта история про теток с револьверами…

Я почему-то приняла это на свой счет и подумала, не стоит ли мне обидеться.

— Кстати, ты уверена, что это женщина? — спросил он, рассеивая мою несостоявшуюся обиду.

— Первый раз был мужчина, переодетый в женщину. Только он был без револьвера. А вот второй… Да, Мельников, я уверена — это была женщина. Причем очень полненькая и женственная.

— Черт, еще только этих новоявленных Мата Хари мне не хватало! — возмутился Мельников.

— Они же не тебя донимали, — намекнула я. — Они почему-то меня пристукнуть хотели.

— Слушай, Тань, а если…

Он задумался. Я ему не мешала, хотя минут через десять мне его мыслительные процессы порядком надоели, и я кашлянула.

— Что — если?

— Ничего. Просто подумалось, а что, если они за тобой именно и охотятся? Не за Риткой? Просто все эти покушения совсем не связаны с Гараяном? Ты никому случайно на хвост не наступила?

— Мельников! — простонала я. — Ты прекрасно знаешь, что я понаступала на хвосты многим! Но мне все-таки кажется, что охотятся за Риткой, как за ненужным свидетелем.

— Тогда вам нельзя появляться в ее квартире больше…

— Вспомнила! — раздался Риткин счастливый голос. Мы обернулись и уставились на нее.

Она сидела, безмятежно и радостно улыбаясь, и смотрела на нас с плохо скрываемым торжеством.

— Это была станция «Таро»! Местная!

* * *

Казалось, ее восторгу не было предела.

— Может, ты еще мелодию вспомнишь? — спросила я. — Раз уж станцию вспомнить удалось…

— Нет, — покачала головой Ритка. — Если на слух — вспомню, а так… Безнадежно.

От осознания этой безнадежности настроение у нее вновь упало. Мужик продолжал храпеть, и я уже начала беспокоиться, не переборщила ли Ритка со снотворным и не впал ли мой странный гость в летаргию.

Медленно подойдя к нему на цыпочках и стараясь не дышать, я всмотрелась в его лицо.

Рожа не самая приятная — какая-то востренькая, и сам он весь покрыт шрамами от фурункулеза… Но сейчас ему снилось нечто радостное, поскольку рот был блаженно растянут в улыбке, исполненной безграничного удовольствия.

— Наверное, продрыхнет до утра, — решила я.

— Я не хотела, — начала оправдываться шепотом Ритка. — Так вышло…

— Да ладно! — отмахнулась я. — Пусть дрыхнет. У нас время еще есть. Сюда-то никто не притащится с револьвером.