Книга Тени в ночи - Лидия Джойс

– Не знаю, какого дьявола я тут стою, – грубо и спокойно продолжал Колин. – Не знаю, вы ли меня к этому принудили. Но я знаю, что не позволю, чтобы это... раздражение было вечным.

Ферн судорожно вздохнула, когда его рот соприкоснулся с ее кожей, но глаза не открыла, теперь из упрямства и боязливого любопытства. Губы Колина изучали, соблазняли, как и прошлой ночью, хотя сейчас в этом была явная настойчивость, заставлявшая Ферн потерять голову. Она со стоном отшатнулась, несмотря на то что желала большего.

– Зачем вы это делаете? Вы не должны так меня целовать... не здесь. Чего вы хотите от меня?

Колин наклонился, смутно вырисовываясь над ней, и она так вжалась в угол между подушкой и стеной кареты, что стало больно затылку. Его лицо неуклонно приближалось к ее лицу, и она смотрела на его шею, пока он целовал ее в лоб.

– Полагаю, ответ на оба вопроса очевиден.

– Не для меня! – взорвалась Ферн. – Я не понимаю ничего. Прошлой ночью вы целовали меня, называли красивой, но потом сделали... это. А сегодня, когда вы бранили меня, пока я вас не ударила, вместо наказания вы снова поцеловали меня. На этот раз так, как будто имели в виду совсем другое... – Она беспомощно замолчала.

Колин передвинулся, чтобы смотреть прямо на нее, и Ферн испугалась, что может утонуть в темной глубине этих глаз, пропав навсегда.

– То есть вы не знаете, что случилось прошлой ночью? Вы это хотите сказать? – Голос спокойный, без скептицизма, без насмешки.

– Я знаю, что случилось, – возразила Ферн, презирая себя за тупость.

– Вы не знаете, что это было? Что это значит?

Она смотрела на него, пытаясь разгадать смысл его слов, но с таким же успехом она могла бы смотреть на мужской портрет.

– Это было ужасно, – прошептала она, тут же поняв, что сказала намного больше, чем ей хотелось. – А еще ужаснее от того, что казалось не таким ужасным, как следовало бы. Вы сделали мне больно. Вы забрали... какую-то часть меня, и я никогда ее не верну. Но часть меня этого хотела, наслаждалась этим. Я знала, что вы меня обкрадываете, и не могла вам отказать, пока не стало уже слишком поздно. Даже тогда... часть меня не хотела... отказываться.

Во время долгого молчания лицо Колина оставалось неподвижным как маска, а потом он вдруг засмеялся, подняв ее волосы на затылке.

– Ах, Ферн, вы должны еще многому научиться. Вчера такое непонимание раздражало бы меня, но теперь рад возможности стать вашим учителем. Прошлой ночью я, вероятно, был неуклюжим. Если так, могу вас заверить, что сегодня все будет по-другому. – Колин помолчал. – Да, совершенно по-другому.

– О чем вы говорите?

– Прошлой ночью, Ферн, мы делали то, что полагается делать мужчине и его жене.

Ферн покачала головой:

– Я не верю. Женщины не могут так жить.

– Дело совсем не ужасное, Ферн. Конечно, вы были удивлены, смущены, но я не верю, что даже вы считаете это ужасным.

– Я не могла вас остановить, – сказала она, избегая прямого ответа.

– А вы хотели?

– Не знаю. – Ответ вырвался неожиданно, и Ферн прикусила губу.

– Вам это понравилось? – настаивал Колин. – Хоть немного?

– Да... Да.

– Тогда что неправильно?

– Я не могла вас остановить, – беспомощно повторила она. – Я не могла ничего сделать. Я была бессильна.

На лице Колина появилось странное выражение, словно он прислушивался к себе.

– Вы были не такой уж бессильной, когда прокусили мне губу.

Вспыхнув, Ферн посмотрела на упомянутую губу, где образовался пурпурный синяк, и нерешительно прикоснулась к нему.

– Больно?

– Этого вы бы тоже хотели? – Он поцеловал ей руку.

Она замерла, испуганная вопросом, и убрала руку.

– Нет. Не думаю.

– Если бы я снова поцеловал вас так, вы бы опять это сделали?

– Да, – обиженно сказала Ферн. – Конечно бы, сделала.

– Конечно бы, сделала, – пробормотал Колин. – Я это запомню.

– Почему вы хотели, чтобы мы уехали из Брайтона? – вдруг спросила она, желая сменить тему.

– Я не мог там больше оставаться. Это все, что вам следует знать. – Он снова наклонился и поцеловал ее в губы.

– Не понимаю.

– Обещаю, что скоро вы все поймете. Не беспокойтесь.

Его следующий поцелуй был таким же грубым и беспощадным, как недавно в карете. Что он делает? Зачем? Его руки дергали черепаховые пуговицы на груди платья. Его язык настойчиво упирался в ее зубы. Он спрашивал, укусит ли она его снова, хочет ли этого? С таким же успехом она могла задать вопрос ему: зачем он играет в эти игры?

Ладно, с внезапным гневом подумала Ферн, хотя причина ей не известна, она все равно выиграет. Ее рука на шее Колина превратилась в когтистую лапу, и ногти вонзились ему в кожу. Она безжалостно царапала его, и он вздрогнул, неистовость поцелуя немного ослабела, пальцы уже не так лихорадочно расстегивали платье.

– Я не буду это делать, – сказала она, когда поцелуй закончился. – И я, разумеется, не стану делать это здесь.

– Только не говорите мне, что часть вас этого не хочет, – ответил Колин.

Она сжала кулаки, чтобы он не мог стянуть с нее рукава.

– Я не хочу причинять вам боль, однако не позволю снова обокрасть меня.

– Это дар, а не кража, – прошептал он ей на ухо. – В конце вы получите больше, чем я.

Поняв смысл его слов, Ферн отпрянула и ударилась головой о деревянную стенку кареты.

– Сэр!

– А как, вы думаете, появляются на свет дети? – спросил Колин, расстегивая последнюю пуговицу.

– Я не знаю, – решительно сказала Ферн и оттолкнула его руки.

– Ребенок похож на обоих родителей, потому что начался с части мужчины, входящей в женщину, – с насмешливым удовольствием объяснил Колин. – Это вы крадете у меня, а не я у вас.

– Меня не интересует физиология, – настаивала Ферн, понимая, что он говорит правду. – Я знаю, что случилось.

– Вы были удивлены.

– Я была разумна, – возразила она.

– Вы были смущены.

– Я знала, что со мной происходит. И мне это не понравилось. Не нравится и сейчас. – «Боже, если бы это было правдой», – мысленно простонала она.

– Почему нет?

– Я не люблю быть слабой... беспомощной... женственной, как вы сказали бы.

– Как я уже сказал, вы не были в карете бессильной.

– Я не понимаю, чего вы от меня хотите!

– Я тоже, но уверен, что мы сможем вместе разобраться в этом. – Он снова потянулся к лифу, на этот раз – чтобы застегнуть пуговицы. – То, чего я хочу, невозможно сделать в кринолине, и тем более в карете. Скоро мы остановимся на ночь, тогда у нас будет пространство и уединение. – Он холодно встретил ее взгляд. – Поверьте мне, сегодня вы захотите того, что мы делаем, по крайней мере так же сильно, как и я.