Книга Томка. Тополиная, 13 - Роман Грачёв

– Ладно, мама, я тебя понял, – тихо отозвался Константин.

Если бы она обернулась, то увидела в глазах сына слезы. Тридцативосьмилетний бородатый детинушка, инженер-химик, числившийся в штате никому не нужного научно-исследовательского института, жевал корку ржаного хлеба, смотрел в тарелку и беззвучно плакал.

Мать так больше и не взглянула на него, а он не стал завтракать. Молча и тихо вышел из кухни и отправился в прихожую, где его уже ожидали пара начищенных до неприличного блеска черных туфель, черная куртка, того же цвета зонтик и черная же папка с молнией. Через минуту «черный человек» Константин Самохвалов покинул квартиру.

Едва за ним захлопнулась дверь, Елена Александровна взяла с подоконника трубку радиотелефона и стала набирать номер. Долго слушала длинные гудки, успев даже увидеть, как Костя бредет по двору в сторону Тополиной улицы. Сын выглядел таким одиноким и несчастным, что у матери сжалось сердце.

– Слушаю, – сказала трубка приятным женским голосом.

– Наталья Николаевна? Это Самохвалова.

– А, доброе утро, Лена!

– Да, доброе. Наташ, я могу переговорить с тобой минут пять-десять?

– Что-то с Константином? Елена Александровна вздохнула:

– К сожалению.

– Хорошо. Секундочку, я припаркуюсь.

Константин ехал в переполненном маршрутном такси. Втиснулся он в машину с превеликим трудом, потому что новостройки в районе Тополиной улицы до сих пор не имели вменяемого транспортного сообщения с центром и доступного большого автобуса в час-пик приходилось ждать по полчаса.

Компания ему в салоне попалась отвратительная (в мыслях он сразу наградил ее более сочными эпитетами, допустимыми в его лексиконе). Он сидел в хвосте прямо у задней двери, слева его плотно поджимал толстыми ляжками опохмеляющийся пивом туземец лет двадцати с небольшим, а в кресле напротив размахивал уже опорожненной бутылкой его не менее успешно опохмеляющийся товарищ. Впрочем, если сам Костя еще мог бы стойко перенести тяготы и лишения транспортной модернизации, то видеть, как рядом с туземцем напротив мучается худенькая девушка, ему было по-настоящему тяжело.

Еще тяжелее оказалось туземцев слушать.

– Короче, тачка в хлам, лобовуха, нах… в крошку, передний бампер под капот сложился – просто писец… Я ему говорю: ты не слезай с урода, тебе страховая хер чо заплатит – ни свидетелей нету, ни протоколов… будешь мудохаться с ними до весны и хер чо выторгуешь… это же жлобы…

– А он чо?

– Да в сранчо! Говорил же я, он мудак. Ему этот «поршак» никуда не впился, на «шохе» пусть ездит… Минут через десять Константин понял, что начинает задыхаться, причем не столько по причине отсутствия воздуха, сколько от изящного диалога. На двенадцатой минуте он решил прибегнуть к недавно изобретенному им методу, который позволял целиком погрузиться в себя и изолировать психику от окружающей клоаки. Он начал мысленно читать Пастернака. Начало пошло неплохо:

Мне кажется, я подберу слова,

Похожие на вашу первозданностъ.

А ошибусь, мне это трын-трава,

Я все равно с ошибкой не расстанусь.

Я слышу мокрых кровель говорок…

Вскоре к этому нежному перебору арфы, звучащему в его голове, стали примешиваться звуки, отчетливо напоминающие потуги сидящего на унитазе человека:

… торцовых плит заглохшие эклоги, какой-то город, явный…

… сссска, нах…

…растет и отдается в каждом слоге, кругом весна, но…

… долбаный мудак!..

Еще через пару минут от посвящения Анне Ахматовой уже не осталось и ветерка – в ушах и перед глазами у Кости стояли, как два сказочных поросенка, сплошные «нах-нах» и «пох-пох». И запах пива бил в нос, и вид измученной девушки, к которой пьяный козел прижимался уже не просто так, а с тайным умыслом ущупать что-нибудь мягкое, пробуждал ярость.

Константин посмотрел в окно – до следующей остановки еще пилить и пилить…

– Послушайте, вы, – сказал он тихо, пытаясь распрямиться, – не пора ли уже?…

Его никто не услышал. Точнее, никто из тех, к кому он обращался. А вот девушка отреагировала – и в ужасе стала ждать продолжения.

– Эй, господа хорошие! – громче произнес Константин, одновременно спихивая со своего плеча чужой локоть. – Не могли бы вы ехать молча? Это же невозможно!

Матерный треп прекратился. Сосед Кости поставил недопитую бутылку на колено, переглянулся с товарищем. Тот уставился на бородатого интеллигента с любопытством, как граждане «Республики ШКИД» смотрели на девчонок в пионерских галстуках.

– Чо такое? – спросил он. – Тебе нехорошо типа?

– Не только мне, – ответил Костя. Он и не думал тушеваться. – Вы женщину придавили. Она задыхается, неужели не видно?

Парень посмотрел на соседку. Девушка всем своим видом показывала, что в гробу имела их всех троих вместе с маршрутным такси.

– Дык она вроде молчит. Ты-то чо влез, чудо?

Повисла тягостная пауза. Умолкли все, включая впереди сидящих пассажиров, которые ввиду замкнутого пространства становились если не участниками конфликта, то уж точно свидетелями. Константин понял, что вышел на подиум, под свет самых мощных прожекторов.

– Язык сразу в жопу, да? – продолжил допрос туземец, сидевший рядом с девушкой. – Ты ехай спокойно, да, и тебя никто не обидит… Слышь, нет, чудо?

Константин втянул голову в плечи. Он не боялся этой сволочи, он ее презирал всем своим существом, но ничего не мог ей противопоставить. Он обладал лишь одним оружием – словом.

– Я не чудо, – вымолвил он, избегая смотреть противнику в глаза.

– А? Чего ты там бормочешь? Серый, я ничо не услышал.

Сосед Кости незамедлительно вставил локоть ему в бок – не сильно, но весьма ощутимо.

– Громче говори, земляк. Константин поднял голову. – Я не чудо, а вы…

Туземцы в ожидании раскрыли рты.

– … вы подонки, – продолжил Константин негромко, но каждое его слово теперь слышали все сидящие в машине.

– Ну, продолжай, земеля, – великодушно разрешил хулиган. Костя не заставил просить себя дважды.

– В вас нет ничего человеческого! Вы – организмы, потребляющие и испражняющиеся и ни на что больше не годные! И разговаривать с вами не о чем, убирайтесь вон из машины, дышать невозможно…

На какое-то время обитатели салона оцепенели. Потом на передних сиденьях захихикали. Конечно, от интеллигентного «мужчинки» в дешевой куртке и с папкой под мышкой ожидали чего-то подобного (вернее, чего уж там – не ожидали вообще ничего), но к таким причастиям никто подготовиться не успел.

– Вон оно чо! – сказал хулиган.

Девушка, за честь которой так отчаянно бросился сражаться Самохвалов, смотрела на своего непрошеного рыцаря с нескрываемой досадой. Такой взгляд можно увидеть на школьной вечеринке у девчонки, которой по условиям игры «Бутылочка» придется поцеловать штатного изгоя, не отмеченного заметными достоинствами, но усеянного кучей прыщей. И пусть сама девчонка при этом может быть далеко не «Мисс Вселенная», да и прыщавому изгою вряд ли кто-то предложит крутануть бутылку, взгляд от этого не становится менее убийственным.