Книга Брачные узы - Давид Фогель

Нет, у него свидание. (Из скромности он не сказал, с кем.)

— Вчерашняя девушка? — спросил Ульрих просто. И, чтобы сделать приятное другу, к которому сильно был привязан, добавил: — Она и правда очень мила. В ней есть какая-то скрытая прелесть, которую не замечаешь с первого взгляда.

Гордвайль пришел в кафе за четверть часа до назначенного срока. Выбрал столик в углу напротив входа и заказал кофе. Немногочисленные посетители, сидевшие тут и там в небольшом квадратном зале, казались старыми знакомыми, друзьями, желающими ему только добра, хотя он и видел их первый раз в жизни. В этот миг Гордвайлю так хотелось пожать руку каждому и справиться о благополучии семьи! Напрасно он порой грешит и злится на людей, напрасно! Разве они простодушны, не добры все без исключения, не достойны любви?!

Когда официант принес ему кофе, он спросил его, не заходила ли уже баронесса сегодня вечером. Он описал ее официанту очень точно: черты лица, рост, одежду. Странное удовольствие доставлял ему разговор о ней с этим чужим человеком.

— Мы с ней обручены… Поэтому… — закончил Гордвайль.

Долговязый официант, с сонными глазами и глупым выражением лица, выслушал его не перебивая до конца и сказал:

— Нет, эту барышню я не видел. Еще ни приходила.

— А сколько сейчас времени точно?

— Восемь.

— Если так, она сейчас придет. Она должна прийти после восьми. Она очень обязательна.

Гордвайль отхлебнул кофе, не сводя глаз с двери, словно тайный полицейский агент. Затем выкурил сигарету, еще одну, баронесса все не появлялась. Было уже четверть девятого. «Может быть, это не то кафе?..» — пронзило его сомнение. Нет, невозможно! Ведь они совершенно точно договорились встретиться в кафе «Альзербах»! Ошибки тут быть не может!

В ту же минуту вошла баронесса. Она направилась прямо к нему, будто знала заранее, что он будет сидеть в этом углу. Гордвайль резко вскочил и пошел ей навстречу с сияющим лицом.

— Я не опоздала? — улыбнулась баронесса и протянула ему руку.

— Конечно, опоздали, поскольку я жду со вчерашнего вечера…

— Но не все время здесь, я надеюсь. Это было бы немного скучно.

Она села на обитый тканью диван у стены, достала из сумочки пачку сигарет, прикурила одну и предложила Гордвайлю. Жадно втянув дым, как заядлый курильщик, долго остававшийся без табака, она заказала черный кофе.

Гордвайля переполняло желание сказать ей тысячу вещей, но язык его словно присох к нёбу. Он сидел напротив и ласково смотрел на нее, с лица его не сходила робкая улыбка и смущения, и счастья одновременно. Баронесса выпила кофе и поинтересовалась, как его зовут.

— А, Рудольф, — сказала она, — Рудольф, Рудольфус, Рудольфинус!.. Моего кузена тоже зовут Рудольф. Он на две головы выше вас, но настоящий скот…

— Я-a, я рад, действительно рад, что он скот… — пробормотал Гордвайль с глупой улыбкой.

— Что? Вы рады? Вы рады, что он… — баронесса закатилась в диком хохоте.

— То есть, — опомнился Гордвайль и попытался исправить положение, — то есть я не знаю… Я рад по другому поводу, конечно… Не совсем правильно выразился… Я себе его представляю высоким и сухощавым, с гладкой прической, волосы напомажены и посредине пробор, ботинки у него всегда вычищены и красиво блестят. По большей части лаковые. А когда он на кого-нибудь смотрит, то всегда слегка склоняет голову вправо, как курица, и придает лицу самое высокомерное выражение, что делает его очень смешным, потому как на самом деле он не что иное, как скот…

— Вы хорошо описали его, только ботинки не лаковые, а всегда только коричневые. И вы забыли трость с золотым набалдашником. «Доротея (он всегда зовет меня так: главное — достоинство и традиции), Доротея, — говорит он с уморительной серьезностью старика, — ты отпрыск древнего рода. Наши предки были крестоносцами, не забывай! В первую очередь остерегайся евреев. Евреи заполонили Вену. Благородную кровь уже никто не ценит… Они отравляют самый воздух. Если бы не они, мы бы не проиграли войну…» А сам волочится за маленькой евреечкой, которая сводит его с ума.

— А вы послушны ему, сударыня? — спросил Гордвайль.

— То есть в каком смысле?

— В смысле сохранения чистоты расы?..

В ответ последовал взрыв громкого отрывистого смеха.

— Знаете, — сказала она вдруг без всякой связи, — называйте меня просто Tea… Так будет вернее… Скучные предисловия мне не по нраву.

Гордвайль благодарно посмотрел на нее. Почему-то предложил вдруг выпить коньяку. Внезапно он почувствовал прилив легкомысленной удали, его тонкие, белые, женственные руки стали искать какой-нибудь предмет, чтобы передать ему переполнявшую его бешеную энергию, пока не нашли под столом руку баронессы, не выказавшей никаких признаков неудовольствия. Официант принес две рюмки с коньяком, и Гордвайль одним махом проглотил свою. Баронесса сообщила, что завтра, в субботу, не будет занята на работе совсем, поскольку ее «генерал» (так она называла адвоката, у которого работала) уезжает до понедельника, поэтому сегодня вечером она может задержаться позже обычного.

— Хорошо, просто отлично! — восхитился Гордвайль.

Они говорили и молчали и снова говорили, казалось, о каких-то пустяках, однако же проникнутые неким скрытым смыслом, а время бежало назад, как пустынные степи за окнами мчащегося экспресса, и Гордвайль совершенно не замечал этого.

Было около одиннадцати, когда они оба, одновременно, ощутили вдруг потребность уйти из кафе. Гордвайль подозвал официанта и расплатился.

На улице баронесса взяла его под руку, и они молча прошли по Альзербахштрассе и повернули на Зексшиммельгассе. Неожиданно баронесса сказала не то серьезно, не то в шутку:

— Вы ведь женитесь на мне, Рудольфус? Не так ли?.. Вы мне нравитесь, скажу вам не таясь…

Гордвайль был застигнут врасплох. Такая возможность никак не приходила ему в голову. Она, без сомнения, интересная девушка! С какой простотой она сказала это! Подобного он никогда еще не слышал.

— Конечно! — поторопился он ответить. — Конечно! Я готов! Нет никаких препятствий!..

И спустя мгновение:

— Но что скажут ваши родные? Я опасаюсь, что они не дадут согласия…

— Мои родные? — с издевкой переспросила она. — Кто? Кузен Рудольф?! А я, где я? Я привыкла делать что хочу! Отец мой, кстати, очень славный человек. Вот познакомитесь с ним и увидите. Вы ему понравитесь, я знаю.

Они еще обсуждали эту тему, бродя по сонным улицам. Баронесса хотела, чтобы свадьба была «настоящей», в «исраэлитской общине», по всем законам и предписаниям. Для этого она должна будет перейти в иудаизм, что представлялось ей сущим пустяком. Она не желала без особой надобности откладывать событие, и они решили, что свадьбу сыграют сразу же после ее перехода в веру Израиля. По правде говоря, в сердце Гордвайля проснулись какие-то мимолетные опасения в связи с неизбежными вследствие этого шага переменами в его жизни, но он тотчас подавил их как совершенно безосновательные. Теперь, думал он с беспредельной радостью, теперь осуществится его мечта, которую он так долго лелеял! Спустя год! Пусть даже два!.. И от кого? От нее! Воссоединятся два древних рода!.. (Поскольку Рудольф Гордвайль тоже происходил из родовитой и древней еврейской семьи. Его род восходил к знаменитому пражскому раввину.)