Книга Ланселот - Уокер Перси

— Элджин, я хочу, чтобы ты кое-что сделал.

— Да, сэр.

Элджин был единственным из мужчин, женщин и детей, кому, за неимением тебя, я мог полностью доверять, что делает ему честь, тем более что в отношении тебя это предполагается естественным. (Господи, да на что ж ты все время смотришь? Там опять эта девушка?)

— В доме никого нет?

— Нет, сэр. Мама ушла домой. Заходило несколько припозднившихся туристов, но и они ушли. В половине шестого. Я проторопил их.

Элджин в свои двадцать два года был хорошо сложенным стройным юношей с кожей цвета кофе с молоком, он закончил элитарную католическую школу Святого Августина в Новом Орлеане и в химии разбирался лучше, чем мы с тобой, осилившие колледж. Очень способный парень, он потом получил стипендию в Массачусетском технологическом институте. В Эм-Ай-Ти,[36]представь себе! Он начитан и обладает хорошей лексикой, но не путать иногда местами согласные он не может, как японец не может произнести букву «л», а немец никогда не скажет спасибо. И если он когда-нибудь станет сенатором или получит Нобелевскую премию, которую ему вполне могут присудить, причем с гораздо большей вероятностью, чем тебе или мне, могу поспорить, что в своей торжественной речи он вот точно так же произнесет что-нибудь вроде «проторопил».

— Элджин, я хочу, чтобы ты для меня кое-что сделал.

— Да, сэр. — Он смотрит на меня. И только тут я понимаю, что уже давно никого не просил ни о чем, потому что мне ничего не было надо.

— Ты знаешь тайник рядом с дымоходом?

— Да, сэр. — На его лице написано облегчение — он думает, что моя просьба связана с домом и туристами.

Тайник — это у Элджина изюминка, гвоздь программы для туристов. В то лето он выступал в роли гида со своей сестрой Дорин по очереди. Они рассказывали обычную историю — что, хотя поместье Бель-Айл сейчас выглядит маленьким островком, окруженным трубопроводом, в 1859 году оно занимало 3500 арпанов,[37]приносивших до 2000 хогсхедов[38]сахара, причем на территории имелся собственный ипподром с конюшней на пятьдесят скаковых лошадей. Мало того:

что когда мрамор для камина (тут домохозяйки из Пеории начинали ахать и охать) был доставлен из Каррары, заодно привезли двух резчиков, один из которых был левшой, а другой правшой, чтобы они одновременно могли работать с двух сторон, пока мрамор не «застыл» (говорят, иногда с мрамором такое случается);

что серебряные петли, замки и отделку дверей солдаты-янки приняли за сталь, да даже и не приняли, в том смысле, что не взяли — уверенно отвергли и не растащили, ибо кому еще, кроме Людовика XIV, могло прийти в голову делать дверные петли из чистого серебра? Далее:

что все остальное — кирпич, колонны со всеми их каннелюрами и финтифлюрами, рифленое стекло окон, резьбу по дереву и даже чугунную кухонную утварь сделали на месте ремесленники-рабы. И наконец,

что тайник, расположенный рядом с камином и игравший столь важную роль в моем плане, хотя предназначался исключительно для сохранения пищи в теплом виде, однажды был использован именно как тайник, когда в 1862 году в нем прятался от патруля янки девятнадцатилетний рядовой Клейтон Локлин Лэймар, приехавший домой в краткосрочный отпуск. Короче говоря, выяснилось, что эта полость тянется с обеих сторон дымохода на высоту трех этажей, и позднее предприимчивый Лэймар приспособил ее для доставки теплой пищи больной тетушке Клариссе, которая двадцать лет не выходила из спальни на втором этаже в силу как реальных, так и воображаемых недугов. Именно эту спальню до недавнего времени я делил с Марго, а теперь она спала там одна. Или не одна?

Отец Элджина Эллис Бьюэлл и я когда-то любили играть с этим кухонным лифтом, поднимая и опуская друг друга из гостиной то в спальню, то на чердак. Если что-то и было удивительного в этой скрытой полости, которая вызывала такое восхищение у туристов из Огайо, так это то, что с ее помощью можно было волшебным образом перемещаться из одной комнаты в другую, что так нравится детям. Дети уверены: стена — это стена, и слово значит только то, что значит, а если что-то содержит больше, чем сообщается словом, то это нарушает законы реальности и открывает новые волшебные миры.

— Этот кухонный лифт еще работает?

— Канат сгнил. — Элджин явно заинтересован. Нет, даже не заинтересован — заинтригован. Что я задумал? Чего хочу? Он не понимал, но все равно готов был участвовать.

* * *

Ужин, как всегда поздний. Марго, Мерлин, Трой Дан, Рейни и моя дочь Люси. Отец Марго Текс Рейлли и Сиобан смотрят на третьем этаже телевизор. Это на руку всем присутствующим, потому что специально выгонять их никому не хочется. Текс заработал состояние, придумав какую-то новую «буровую грязь»,[39]но Марго считала, что он к ее компании не подходит. Она стыдилась его. За два дня до этого они как всегда на чем свет стоит поносили Голливуд и вульгарность таких его деятелей, как Чилл Уиллс.[40]Довольно справедливо поносили. Чилл действительно, бывает, мягко выражаясь, грубоват. Но беда в том, что Текс очень похож на Чилла Уиллса и говорит точно как он.

Часы показывали начало десятого. Ничего не изменилось, кроме меня. Мое «открытие» изменило все. Я стал бдительным, как человек, который слышит за спиной шаги. И трезвым. Почему-то после моего открытия, сделанного в 5.01 вечера, то есть почти четыре часа тому назад, мне совершенно не хотелось выпить.

Мерлин, как всегда, лез из кожи вон, стараясь мне польстить. Я ему нравился, а мне нравился он. Его симпатия ко мне была неподдельной. Он чтил меня как своего эксперта по вопросам местной жизни и обычаев южной аристократии, иногда задавал хорошие вопросы: «Как английские плантаторы, жившие на этом берегу реки, общались с представителями франко-католической общины, чьи поместья располагались за рекой?» (Да нормально общались. Лодка, весла, реку переплыли, и танцы до утра). У него было внимательное ухо, он мог спросить: «Я заметил, что местные жители, не обязательно из низкого сословия, говорят: „Зачем ты мне так?“ вместо „Зачем ты со мной так?“ Это от негров идет, от французов или от англосаксов?» (У меня не было ответа на этот вопрос).