Книга Русский жиголо - Владимир Спектр

Нет, ну надо же, все же я иногда думаю о пустоте. Впрочем, какая разница? Это же лучше, чем думать о падении курса йены или о ливано-израильском конфликте!

В конце концов, само время сейчас пустое, не заполненное почти ничем, кроме идиотских разговоров, вялого секса да зеленого чая с унаги-роллами, и покажите мне хоть кого-нибудь, кто живет по-другому! Заметьте, кстати, что я не имею в виду водителей троллейбусов, учтите, это совсем другая вселенная, другой мир, и я не собираюсь стучаться в его двери, нет уж, увольте!

Просто в моей вселенной такая жизнь: вместо друзей – знакомые, вместо общения – пустая болтовня в накуренных кафе, вместо литературы – глянцевые журналы.

Ну и что? Ты стремишься получить все и сразу, ты швыряешься своей молодостью направо и налево, ты ждешь, ждешь, все время ждешь, но ничего не меняется, только дни бегут своей чередой, сливаясь в недели, вырастая в годы, и уже вскоре ты слышишь шаги своей собственной смерти…

Вот только это меня немного и тревожит. Самую малость, впрочем. То есть почти не трогает.

Ну да, да, именно, а еще вот, как я буду выглядеть мертвым, что естественно. Об этом ведь надо думать еще при жизни, а то потом поздно будет. Мне, например, не хотелось бы лежать старым и страшным, изможденным морщинистым бревном в недорогом гробу. Мне не хотелось бы, чтобы меня небрежно вывезли на ржавом катафалке из дешевого общегражданского морга какие-нибудь нетрезвые мудаки. Мне непременно надо, чтобы проводы мои прошли в такой изящной обстановке, похоронная процессия, lounge, лошади в траурной попоне, ну, типа, чтобы легкая грусть витала в воздухе, а собравшиеся пили шампанское, и скорбные девушки, желательно, не выше метра шестидесяти восьми, в черных вечерних сексуально-сдержанных платьях G.Guaglianone, в шикарных платьях Valentino и торжественных нарядах Viktor & Rolf несли и несли бы к гробу нежные белые и розовые цветы…

Я хочу, чтобы мои похороны не оказались бы очередными обычными проводами стандартной серости в пустоту, когда все только и ждут, чтобы заколотили крышку гроба вот такими гвоздями, когда, наконец, можно будет дорваться до водки с салатом, нет уж, пусть это будет перформанс, пусть это будет моя последняя вечеринка, шикарный салют моим любовницам, приятелям и врагам…

Хотя, есть ли у меня враги? Быть может, соперники, это да, такое возможно, куколка, но враги…

Нет, не думаю.

8

И вот, наконец, она объявляется! Да, Вероника объявляется, когда я уже собираюсь лечь спать. Каков придурок! Второй день ожидаю ее звонка, глотаю феназипам и ксанакс и две таблетки либриума, а она и не собирается париться. Набирает в полтретьего ночи, как ни в чем не бывало, даже не подумала, что это попросту неприлично.

– Привет, миленький, – говорит она. И сразу же, не дожидаясь ответа: – Как прошел день?

Голос у нее хриплый, низкий, прокуренный.

– Ты хотела сказать – два дня, куколка, – говорю я.

– Вот-вот, – вздыхает Вероника, – как они прошли, эти два дня?

– Без тебя ужасно, – отвечаю и почти не кривлю душой.

– Ой-ой, – тихонько смеется она, – не может быть. Не пугай меня, малыш.

Она прекрасно знает, как меня бесит это обращение.

– Слушай, я правда ждал твоего звонка весь день.

– Ты ужасно милый, – она глупо хихикает, и я понимаю, что она по меньшей мере не трезва. – Ну ты же знаешь, малыш, что у меня слишком много работы. Слишком много. Просто через край.

Это я знаю, чего там. Вероника торгует земельными участками, предназначенными в основном под строительство крупных торговых центров. Еще попадаются проекты спортивно-развлекательных сооружений и таможенных терминалов, короче, такое капитальное дерьмо. Хотя чаще всего именно торговые центры.

Когда-то Вероника была чиновницей, звалась по имени-отчеству, сидела в мэрии в ебанистическом кабинете с большим портретом президента в красном углу, со стенами, обитыми дубовыми панелями, и кровавым ковром на паркетном полу.

И сейчас ей уже сорок три, и всего в этой жизни она добилась сама. Ну, конечно, не без помощи мужчин, но и эта помощь, в общем, надо признать, ее личная заслуга. Потому что выбирать себе спутников (так же как и спутниковое TV – ха-ха-ха) надо с умом, вот именно, иначе жизнь может пойти не по плану, а моя взрослая девочка всегда все делала именно что только по плану. По своему собственному, никем не корректируемому плану.

И вот результат – она на короткой ноге с первыми лицами в московском правительстве, и даже выше, на федеральном уровне. У нее прекрасный офис на Новинском бульваре, контракты с важнейшими западными сетями, вроде того же злосчастного «Metro Cash & Carry». Ее кабинет теперь выглядит по-другому, ультрасовременно – никаких тебе сраных дубовых панелей, одна из стен, та, что выходит на Садовое кольцо, и вовсе целиком стеклянная, современная итальянская мебель, не дизайнерская, конечно, но все же, стекло-металл-пластик, будьте любезны, и огромная плазма Bang & Olufsen на стене. Лишь портрет президента, похоже, переехал сюда из прошлого офиса. Что ж, он ведь гарант российской безопасности, так что и изображение его наверняка призвано выполнять функцию некоего охранного сертификата, а может быть, даже и экспонируемой посетителям индульгенции, некоего символа определенной вседозволенности, которая, конечно, не такая полная, как Веронике хотелось бы, но все же, все же…

– У меня огромное количество работы, – повторяет Вероника, – ты же знаешь.

Да, да, это я знаю. А еще я знаю, что она страдает хроническим алкоголизмом и гипертонией, была замужем два раза, и оба раза неудачно, ее единственный сын живет в Лондоне и почти не звонит, в груди у нее высококачественные американские имплантанты, во рту немецкая металлокерамика, она ездит на S-классе с водителем и пользуется косметикой La Prairie.

В целом она прекрасно выглядит, такая сексуальная бизнес-леди, в почти деловом костюме Marc Jacobs, никогда не отлипающая от своего нового Vertu, сильная женщина с крутым нравом и мужским взглядом на окружающий мир, дама бальзаковского возраста, с почти безупречной кожей, если не считать за проблему наметившийся кое-где целлюлит и старушечьи морщинки в уголках глаз.

– Огромное количество работы, Филипп, – вздыхает она. А я молчу, и ей снова приходится повторить: – Работа, понимаешь? – она вздыхает. – Переговоры затянулись.

– Понимаю, куколка. Сложные долгие переговоры, затянувшиеся до двух часов ночи.

– По-моему, ты не в настроении, – снова вздыхает она.

– А по-моему, ты выпила слишком много виски на этих своих нескончаемых переговорах. Надеюсь, ты проводила их не в «Красной Шапочке»?

Черт меня за язык тянет, не могу удержаться, несет меня, и все тут, раньше-то я был спокойнее, ну что я, в самом деле, взъелся, словно сварливая жена? Она ведь позвонила, вспомнила обо мне, пусть и среди ночи, так что с того?