Книга Анна и черный рыцарь - Финн

Мы слушали Джона весь вечер. Далеко не все в его объяснениях мне удавалось понять без труда. Идея о том, что рано или поздно все на свете — атомы, звезды и даже Анна — будет объяснено при помощи нескольких физических законов и сведено к математической формуле, была недоступна моему пониманию.

Время от времени я бросал взгляд на Анну, но она не выказывала ни малейших признаков раздражения. Я полагал, что к этому времени у нас позади уже будет хороший взрыв, если не два, но все было на удивление тихо.

— Мистер Джон, — спросила она, — вы все-все знаете про Финна и про меня?

— Ох, — сказал он с некоторым удивлением, — я и забыл, что ты здесь.

Такого она не ожидала. Потребовалось несколько глотков шипучки и печенье-другое, прежде чем она переварила услышанное. Надо сказать, шоу под названием «Бедная крошка» всегда ей удавалось безупречно. Я видел признаки надвигающейся опасности, но всегда чувствовал себя в таких случаях совершенно беспомощным.

— Мистер Джон, — снова подала она голос, — значит, я вот такой маленький кусочек всего, да?

— Да, моя дорогая, как и я, и Финн.

— Вот оно, — пробормотал я про себя. — Джон, надеюсь, вы готовы.

— Мистер Джон! — протянула она невероятно сладким голоском.

— Да, моя милая, что такое?

— А почему тогда такая мелочь, как я, хочет понять все остальное? Это ведь так много, правда?

Джон попытался найти слова, чтобы ответить ей, но они почему-то никак не находились. «Скелетики» Анну ничуть не пугали, и сдаваться без боя она не собиралась.

— Как насчет тех цветов, они ведь меньше меня, да? А что, если цветы тоже хотят все понять? Вот почему они хотят играть, а вы им не даете.

Это было больше чем вопрос, больше чем обвинение, и бедняга Джон просто не знал, что с этим поделать. Судя по тому, как он покачал головой, вопрос ему совершенно не понравился. Для него это был неправильный вопрос. Зато он был правильным для меня, и я хотел услышать ответ. Если все в конце концов сводилось к нескольким физическим законам, то было бы действительно неплохо узнать, с чего это вдруг маленькому кусочку вселенной хочется узнать и понять все остальное. Может быть, я что-то упустил в цепочке его рассуждений? Мистер Джон настолько сбрасывал со счетов мистера Бога, что постичь, в чем разница между осознающей себя Вселенной и Анниным мистером Богом я уже был совершенно не в состоянии. Временами мне уже начинало казаться, что это два строителя, которые пытаются с разных берегов соорудить мост через пропасть, но все никак не состыкуются друг с другом, а я болтаюсь между ними и все никак не обрету опору под ногами. Оказаться в положении начинки для сандвича было очень странно: с одной стороны — старый Джон, вооруженный знаниями и логикой, но совершенно лишенный воображения, а с другой — рыжекудрая мелочь, полная энтузиазма и фантазии, но мнэ-э-э… не владеющая фактами. И мне все равно хотелось узнать, почему малое так стремится понять большое. Зачем ромашке понимать звезду? Насколько я мог судить, этим желанием была одержима некая маленькая частица, прячущаяся внутри нас, как там ее зовут — душа или разум? На свете не бывало столь плохо совместимой пары, как эти двое, но каким-то непостижимым образом они были способны воспламенять друг друга. Имейте в виду, я вовсе не жалуюсь, но временами мне сдается, что это уже слишком. Я довольно сносно справлялся с ледяными безднами правил, по которым жил Джон, и с его восприятием мира, а с другой стороны, в общих чертах ориентировался в раскаленной докрасна солнечной системе Анны, но вкупе это значило, что меня либо заморозят до смерти, либо изжарят заживо!

* * *

Мне часто приходило в голову, что у Анны где-то должен быть маленький переключатель, который мне за все годы знакомства так и не удалось найти. Если такой переключатель у нее был, то инструкция почти наверняка гласила: «Варить на медленном огне до готовности, а потом быстро довести до кипения».

Но поскольку ни я, ни кто бы то ни было еще не знал, где она его прячет, всегда существовал риск установить его не в то положение, как я узнал на собственном горьком опыте. Всю последнюю неделю переключатель находился в положении «варить на медленном огне». Анна явно что-то замышляла. Как-то раз мы собирались поехать на чай к Джону, а поскольку времени до назначенной встречи было еще много, то мы выбрали самую дальнюю дорогу и, никуда не торопясь, ехали на велосипеде, глазея по сторонам. Джон уже ждал нас на пороге.

— Ага! Маленький сорванец собственной персоной и молодой Финн.

— Сэр, — благовоспитанно промолвила Анна.

Я уже некоторое время назад покончил с церемониями и потому ограничился простым: «Привет, Джон!»

На столике возле его кресла красовался открытый атлас.

— Чтобы обновить кое-какие воспоминания, — прокомментировал он. — Я провел там довольно много времени. — Он ткнул пальцем туда, где в общем и целом находилась Франция.

— Там — это где, мистер Джон?

Он перевернул пару страниц и ткнул опять.

— А вашего дома тут не видно, правда, Финн?

— На этой карте — нет. Я покажу его тебе на другой.

Он принес карту большего масштаба.

— Вот они мы. Вот тут, где дорога, видишь?

Несмотря на то что у нее был свой собственный атлас, она еще ни разу не видела карты такого большого масштаба, и потому весь следующий час или около того Джон потратил, рассказывая ей о картах. Те, на которых несколько дюймов соответствовали реальной миле, годились для одних случаев, а те, где много реальных миль влезало в один-единственный дюйм, — для совершенно других.

— Ой, смотри-смотри, Финн! Ты про такое знал?

— Ага.

— А почему ты мне не рассказывал?

— Потому что ты не спрашивала.

Именно в этот момент переключатель перешел в положение «быстро довести до кипения».

— Мистер Джон! — Взрыв был такой силы, что я чуть не собственными глазами увидел, как у нее из ушей со свистом вырываются струйки пара. — Мистер Джон, если бы вы могли сделать такую карту, чтобы сквиллионы миль на дюйм, а потом сквиллионы дюймов на милю, вы могли бы видеть всякие вещи, да?

— Какие вещи, моя дорогая?

— Електроны, про которые читал Финн. Тогда бы вы узнали, можно ли их делить, да?

Джон посмотрел на меня. Все, на что меня хватило, — это пожать плечами. Однако она еще не закончила.

— Его можно было бы засунуть в ухо, да?

Я так никогда и не понял, зачем очень маленькие предметы непременно нужно совать в ухо. Впрочем, какая разница. Полагаю, если бы действительно можно было нарисовать карту всей Вселенной такого масштаба, то ничто не помешало бы нам засунуть в ухо «електрон».

В тот момент Джону стоило оставить все как есть и вернуться к своему пиву. Вместо этого он радостно продолжал вещать про разные системы счисления. Он рассказывал об обычной числовой последовательности со знакомыми порядками: единицы, десятки, сотни, тысячи, десятки тысяч и так далее, — но были и другие, где за единицей следовала тройка, а потом сразу девять, двадцать семь и так далее, не говоря уже об остальных, не менее причудливых. Аннино воображение было совершенно захвачено идеей сокращения и расширения числовых рядов до бесконечности, несмотря на заверения Джона, что до бесконечности этого делать нельзя, потому что существуют физические пределы тому, что может постичь человеческий разум. Все, чего он добился, было: «Но в голове-то это можно, правда?»