Книга Три метра над небом (сборник) - Николай Беспалов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Голоса товарищей услышал Федул. Все веселее.
– Не померли? Лестница вас не угробила?
Ему весело. Это при том, что в доме покойник и инвалид сын. Село.
– Самогонка есть? – спрашивает Фрол, которому надо идти искать коров, но как он пойдет, когда ноги-руки дрожат.
– Я что тебе сельмаг?
– Жмот ты.
– А по харе?
– С тебя станется. Одно и умеешь, что драться.
Диалог Федула и Фрола прерывает Федора.
– Хватит вам лаяться. У меня есть, пошли ко мне.
– А жрать есть? – Фадею пойти бы домой и там просить жену, но боязно.
– В огород сходи и нарви чего жрать-то.
Встают и гуськом идут к дому Федоры. Не знают они, что из-за занавески за ними наблюдает та соседка, что слева. Она уже выпила половину содержимого графина со стола президиума, и теперь жаждет исполнить свой замысел.
– Где-то у меня был керосин.
Такая она хозяйка: днем с огнем не отыщешь того, что надо в доме её. Лампа и та стоит не там, где положено и с разбитым стеклом.
Она ищет банку с керосином, а голодные односельчане ищут в огороде соседки, чего бы такого, что не надо готовить, а сразу в рот положить и жевать. Оголодали они, натерпелись с этой проклятой лестницей.
Федора тем временем в своей избе отливает из трехлитровой банки в бутылку из-под вина плодово-ягодного самогон и приговаривает.
– Они все рады вылакать. Я им не сельмаг.
Наконец, все собрались за столом.
– Это что? – вопрошает пастух, – Тут и на одного мало будет.
– Ты это выпей, – злится хозяйка, соседка Федула.
Через тридцать минут, когда бутылка была опорожнена, пастух Фрол нетвердой походкой пошел искать стадо.
За столом остались Федора, Федул и Фадей, который сильно опасался идти домой.
– Ну-ка, мужики, отвернитесь.
– Раздеваться будешь? – с детской радостью отреагировал Фадей, у которого от самогона взыграло мужской начало, да так взыграло, что больно стало сидеть.
– Ещё чего! Ты губу-то не раскатывай. Не ты тесто замешивал, не тебе пироги в печь ставить.
Мужики отвернулись и стали смотреть в окно. Повернись они к окну чуть раньше, увидели бы, как соседка, чей дом слева, проскочила к избе Федула. А так они увидели пробивающийся в щели дымок.
– Заслонку не закрыла, дура, – спьяну Федул позабыл, что жена его лежит мертвая.
– Ничего, не угорят, – успокоил товарища Фадей.
От созерцания начавшегося пожара их отвлек окрик хозяйки.
– Налетай, подешевело.
Вторую бутылку самогона они пили медленно. А огонь в избе Федула разошелся и уже жег потолок и стены. Дуновение ветра с реки и он вспыхнул на крыше. Высохший шифер горел, трещал и стрелял. Повалил черный смолянистый дым.
В центре села забили в рельсу. Толку-то что?
– Братцы! – кричит Федул, – моя изба горит.
– Поздно, – медленно сказала Федора и поникла головой.
– Все равно, тушить нечем, – сказал Фадей и присоединился к женщине.
– Ну и хрен с вами! – Федул грубо выругался и бросился из дома.
Нестерпимый жар ударил ему в лицо. От него занялась пламенем березка, растущая рядом с избой. Это дерево Федул посадил в год рождения Севы.
– Все сгорели, – Федул заплакал.
А когда к горящей избе прибежали люди, огонь перекинулся уже на дровяник.
Мечутся селяне, кричат, ругаются, а сделать ничего не могут. Вот уже языки пламени подобрались к избе соседки поджигательницы.
– Ратуйте, граждане!
Она выскакивает из избы в юбке, но без кофты, в руке бутылка. Объемная её грудь колышется, вызывая у мужской части населения естественные плотские желания.
– Так все село сгорит, – спокойно говорит Порфирий, который, увидав дым, прибежал из леса.
– Не сгорит, – возражает один из селян, – Они хутором жили.
– А ну бери лопаты, копать ров будем, – командует Порфирий.
Народ разбежался и скоро вернулся с лопатами.
К трем часам ров был прорыт, а к тому времени три избы сгорели дотла. Торчат три трубы, а над ними кружат вороны. Жуткая картина.
Когда солнце коснулось вершин сосен, все население собралось у колодца на окраине села.
– Помянем ушедших в мир иной, – начал тризну Порфирий.
Будни закончились. Впереди праздники.
О том, как они пройдут в селе, мы расскажем, Бог даст, позже.
Стр:
Мистификация
На часах со светящимися стрелками и цифрами три часа сорок минут. Рубеж между утром и ночью.
Ступни приятно холодит паркетный пол. Длинные космы волос противно щекочут голые плечи. Трехдневная щетина сковывает кожу лица. Взгляд в окно. Пусто и темно. Подслеповатые глаза различают отблеск фонаря.
Шаг и еще. Это дверь уборной типа сортир. Спасибо таджику. Он работает.
Тусклый свет бра едва освещает два десятка дециметров клеёнки. Стакан с недопитым пивом и крошки черного хлеба на ней.
– А где крыса?
Голос сипл и тих.
На такой зов отзывается большой рыжий кот. Он приплелся за косматым существом.
– Чего на меня смотришь? Это я тебя спрашиваю.
Кот отвечает пакостным мяуканьем. И слышится в этом кошачьем голосе встречный упрек:
– На себя погляди. Ты когда под душ вставал?
Выдохшееся пиво вызывает у косматого отрыжку сероводородом. Кот возмущенно рычит.
– Не рычи. Ты не пес.
Темень за окном нарушается проблесками проезжающих по улице фар автомобилей.
Косматый и кот возвращаются в комнату, где они изволят почивать.
Первым на кровать забирается кот. Он не прыгает, как предназначено ему природой. Нет. Он именно забирается.
– Ты ожирел, кот. Прав сосед. Я закормил тебя.
Косматый ложится в койку.
Стрелки подошли к цифре четыре.
– Спим, – говорит косматый и слышит в ответ:
– Если ты не пострижешься, я спать с тобой не стану. От твоих волос у меня развилась астма.
За окном темень. Пропали отблески фар проезжающих по улице автомобилей.