Книга 72 метра. Книга прозы - Александр Покровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— …лежу я, значит, мечтаю о демобилизации, и вдруг…
— Крысиные блохи из вентиляции сыплются тебе прямо на рожу.
— Да они на человеке не живут.
— Укусят… и подыхают…
— А у меня вчера на подушке крыса ночевала…
— Военнослужащий может испытывать радость от человека напротив. Вот сидит человек напротив, а военнослужащий смотрит на него… и радуется… Так что ты говоришь насчет крысы?..
…На обеде
— Там город, Саня, город! Театр! Кино! Там женщины, Саня… прямо на асфальте… Идешь… на асфальте — и женщина… идешь — еще одна…
— Не люблю ночевать с дурами. Никакого интеллектуального удовлетворения…
— Ох и баба на днях попалась…
— Ви-тя (укоризненно)… Пехотный офицер образца 1913 урожайного года сообщил бы офицерскому собранию: «Элегия… элегия, а не женщина» или сказал бы: «Ее бедра метались, как пойманные форели», а Витенька, интеллект которого неизмеримо выше табурета, говорит «баба». И с этой женщиной он провел лучшие минуты сегодняшней ночи…
— Да пошел ты…
— Что вы ползете, как беременная мандавошка по мокрому… хууу-ю?!!
— А-а-а-тдать носовой!
— Есть отдать носовой!
— Отдать кормовой!
— Есть отдать кормовой!
— Проверить буй усилием шести человек на отрыв!
— Есть проверить буй усилием шести человек на отрыв!.. Проверен буй усилием шести человек на отрыв!.. Буй оторван…
— ПА-ЧЕ-МУ?!! (Пятнадцать восклицательных знаков.) Па-че-му не стрижен?!! (Глаза оловянные.)
— Так… тащ капитан второго ранга… ведь перешвартовка… а время теперь на подготовку к вахте не предоставляют… я докладывал… а в парикмахерской очередь…
Визг:
— Пачему не стрижен?!!
— Тык… я же… время же не дают… я отпрашивался… сегодня…
Вой:
— ПАЧЕМУ НЕ СТРИЖЕН?!!
— Тык… времени… же… а в парикмахерской…
— Хер в парикмахерской, хер! Почему не стрижен?!
Длительное молчание по стойке «смирно», потом:
— Есть…
Что и требовалось…
«Все пропьем, но флот не опозорим!»
— Да… был у нас один… непьющий… вообще ничего не пил совершенно… из партии исключили… он думал, что все тут — как в газетах… ну и от несоответствия совсем… одичал… командир его как вызовет на профилактику… так он выходил от него, и его тошнило… аллергия у него была… на командира… отказался с ним в автономку идти… ну и выгнали его… а что делать…
Твердые, как дерево; обветренные, как скалы; пьют все, что горит, после чего любят бешено все, что шевелится.
Белая ночь, розовая вода, тишь. По заливу медленно маневрирует тральщик. Гладь. На мостике три вытянувшиеся остекленевшие рожи (по три стакана в каждой). В глазах — синь. Воздух хрустальный. Баклан пытается сесть на флагшток. Мегафон в его сторону, и с поворота:
— Ты куда-а! Ку-да! Та-кой-то и такой-то рас-ку-ро-чен-ный па-пу-а-с!!!
По рейду: «…ас…ас…ас…»
С испугу баклан срывается и, хлопая крыльями, летит. Вслед ему на весь залив:
— Вот так и лети… ле-ти… к та-кой-то ма-те-ри!!!
— Комбриг перед строем, в подпитии, фуражка на глаза, чтоб никто не заметил. Из него факел метра на полтора. Покачиваясь, сложив губы дудочкой, примеряясь:
— Ну-у… Кто у нас за-ле-тел?.. се… дня…
— Да вот Плоскостопов…
— Плос-кос-то-пов! (Тыча пальцем.) Обрубок вы… а не офицер…
— Товарищ командир, тут вот телефонограмма для вас.
— Командир слегка не в себе, старательно не дыша:
— А выбрось ее… сь… сь…
— А? Что вы сказали, товарищ командир, куда? — дежурный склоняется от усердия.
— Выб-рось ее к-к-к… х-хе-рам…
На офицерском собрании:
— …И далее. Лейтенант Кузин привел себя в состояние полной непотребности и в этом состоянии вошел сквозь витрину прилавка магазина готового платья и всем стоячим манекенам задрал платья, после чего он вытащил свой…
Комдив, прерывая докладчика:
— Лейтенант…
— Лейтенант встал.
— Вы что, не можете себе бабу найти?!.
— Что?! Опять?! И уписался?!. Где он лежит?!. Так… ясно… струя кардинала, почерк австрийский…
— Пол-ный впе-ред!
— Так… товарищ командир, пирс же…
— Я те что?! Я те что, клозет тя поглоти?! Полный… Т-та-х!!!
— На-зад… Отдать носовой…
На пирсе строй полупьяных со вчерашнего матросов. Отменили приказ. Перед ними замполит: два метра и кулаки, слава богу, с голову шахматиста. Зам проводит индивидуальную беседу со всем строем одновременно:
— Я уже задрался идти вам навстречу!!! Облупился… весь!
Ноги отстегиваются! Куда ни поцелуй моряка, везде жопа! Ублюдки! Рок-ло! Салаги! Карасьва! (Волосатый кулак под нос.) Вот вам, суки, и вся политработа! Всем понюхать!
Все понюхали. Пожалуй, всё… а теперь на горшок и спать. Такая армия непобедима…
Мороз дул. Те, кто испытал на себе мороз, знают, что так сказать можно. Чахлое солнце размером с копейку мутно что-то делало сквозь небесную серь. Под серью сидел диверсант. Он сидел на сопке. На нем были непроницаемый комбинезон мехом внутрь с башлыком и электроподогревом. И ботинки на нем тоже были. Высокие. Непромокаемые, наши. И диверсант тоже был наш, но привлеченный со стороны — из диверсантского отряда. Ночевал он здесь же. В нашем снегу. А теперь он ел. Тупо. Из нашей банки консервной. Он что-то в ней отвернул-повернул-откупорил и стал есть, потому что банка сама сразу же и разогрелась.
Широко и мерно двигая лошадиной челюстью, диверсант в то же время смотрел в подножье. Сопки, конечно. Он ждал, когда его оттуда возьмут.
Шел третий день учения. Неумолимо шел. Наши учились отражать нападение таких вот электрорыболошадей — на нашу военно-морскую базу.
Был создан штаб обороны. Была создана оперативная часть, которая и ловила этих приглашенных лошадей с помощью сводного взвода восточных волкодавов.
Справка: восточный волкодав — мелок, поджарист, вынослив, отважен. Красив. По-своему. Один метр с четвертью. В холке. А главное — не думает. Вцепился — и намертво. И главное — много его. Сколько хочешь, столько бери, и еще останется.
Волкодавов взяли из разных мест в шинелях с ремнем, в сапогах с фланелевыми портянками на обычную ногу, накормили на береговом камбузе обычно едой, которую можно есть только с идейной убежденностью, и пустили их на диверсантов. Только рукавицы им забыли выдать. Но это детали. И потом, у матроса из страны Волкодавии руки мерзнут только первые полгода. А если вы имеете что сказать насчет еды, так мы вам на это ответим: если армию хорошо кормить, то зачем ее держать!
