Книга Тайнопись - Михаил Гиголашвили

— Побросали орудия труда!

— На лианах качаются!

Потом они ушли подкрепиться второй мастыркой, но бабушка, возбужденная их болтовней, а может быть, учуяв подозрительный дым, стала под разными предлогами ломиться к ним в комнату до тех пор, пока Кока силой не выпроводил её, заперев дверь на ключ.

— Кто тебе дал право так обращаться с женщинами? — трагично вопрошала она из-за двери, на что Кока отвечал:

— А кто учил женщину входить без стука?

— Ты ведешь себя невежливо! — пыталась воспитывать она из-за двери.

— А мозги вынимать — вежливо? — огрызался Кока.

— Оставь, она хорошая! — миролюбиво останавливал его Художник, но Кока и сам уже замолчал, сказав напоследок, что бабушку надо держать в строгости, а то на голову сядет:

— Она в последнее время что-то опять закопошилась. Слышит каждый день по телевизору — «наркотики, наркотики!» Вот тоже начала… подсматривать. Опять бинокль появился!

— Какой еще бинокль?

— У неё есть, театральный. Она меня и раньше через этот бинокль ловила. Мы тут напротив в подъезде пачку папирос держали: каждый мог брать, чтоб мастырку заделать. Вот она заметила, что я каждый раз, как из дома выйду, в этот подъезд захожу, потащилась туда, обшмонала подъезд и нашла папиросы за доской со списком жильцов…

— Выкинула?

— В том-то и дело, что нет! Оставила, хитрая! И каждый раз после меня ходила туда тайком считать, сколько я папирос взял. А потом представила счет.

— А ты что?

— Ничего. Сказал, что ничего не знаю — что еще? Какие-такие папиросы? Я сигареты курю!

— А помнишь, как мы её обкурили однажды? — развеселился Художник, вспоминая давний эпизод.

Как не помнить!.. Было много гашиша, и друзья решили обкурить бабушку. Аккуратно заделали пару мастырок и подложили в пачку её папирос — курила она всю жизнь «Казбек». Почуяв через полчаса по запаху, что бабушка добила подсадку, они вылезли в гостиную и уставились на неё. Пока гашиш открывался, бабушка сидела тихо как мышь, непонимающе поглядывая вокруг и прикладывая руку то ко лбу, то к сердцу. Но вот морщины на её длинном благородном лице как будто разгладились, она кокетливо заправила за ухо седую прядь, гордо повела головой и спросила не своим голосом: «Когда прислуге велено подавать кофе?» — «Скоро, ваше сиятельство, — отвечал Кока, давясь от смеха. — Император заняты в зимнем саду с фрейлинами, но скоро прибудут. Не извольте беспокоиться!» — «По утрам мигрень особенно несносна», — пожаловалась бабушка. — «Согласен. Туберкулез лучше всего принимать по вечерам, по две таблетки», — серьезно отвечал Кока. «Разве он не в микстуре?» — «Нет, в плаще с кровавым подбоем…» Поговорив таким образом минут десять, бабушка попросила отвести её до кровати. И надолго замолкла. Иногда из её комнаты были слышны шепот, бормотания, звуки каких-то напевов. Кока порывался посмотреть, что с ней, но Художник останавливал его: «С ней всё в порядке, оставь её! Пусть женщина покайфует первый и последний раз в своей жизни!»

Скоро Художник, сомлев от гашиша, побрел в худкомбинат за рамами, а Кока задремал в кресле. К полудню позвонил Нукри. Он выяснил, что, действительно, в городе появилась крепкая азиатская анаша, но некий Хечо, через которого её можно достать, загремел с сифилисом в вендиспансер, откуда, правда, он может за рублевку выезжать за товаром, когда ему вздумается. Поговаривают, что пакеты спрятаны где-то в диспансере, а Хечо просто ломает комедию, ездит к своему дяде в Авлабар и этот час просто пережидает у телевизора, пожирая любимый горячий лаваш с сыром и тархуном. Кто-то даже как будто уже пытался искать пакеты в его палате, но был напуган сифилитиками, тоскливым стадом гулявшими по коридору.

— Не всё ли равно — его это анаша, его дяди или его дедушки? Главное, чтоб хорошая была! — ответил Кока, окрыленный мечтой купить что — то нормальное.

— Да, да, я просто так говорю, что слышал. Давай вечером съездим, у меня есть стольник, — предложил Нукри (который так старался, потому что рассчитывал получить от Коки новые порножурналы, а Кока был готов за хороший кайф отдать что угодно).

Под вечер они приехали в вендиспансер. Из-за колючего забора девки переговаривались со стоящими на улице парнями.

— Что это, турбаза, что ли? — удивился Кока.

— Когда-нибудь же вылечатся, — лаконично пояснил Нукри.

Они нашли вдребезги пьяного сторожа, вызвали Хечо, вручили ему деньги и проследили из-за угла, как он, воровато оглядываясь, выскочил за ворота, юркнул в такси и уехал. Через час вернулся и отдал пакет с зеленым, пряно-пахучим порошком, не преминув рассказать о том, какие сложности ему пришлось пережить, пока он добывал эту анашу, хотя пахло от него тархуном, а на куртке сидели хлебные крошки. Нукри поделил пакет и половину отдал Коке с тем, чтобы тот завтра взял на стольник и вернул ему одолженное.

На следующий день Кока отправился к дальним родственникам, наплел им что-то о болезни бабушки, выпросил в долг юо рублей, а потом поехал в вендиспансер и отдал Хечо деньги. Получив через час пакет, привез его домой и спрятал, как обычно, в книгах, а сам отправился со знакомыми девушками на Черепашье озеро.

Вернувшись, он заметил, что бабушка не спит. Заглянув к ней, увидел, что она нервно курит. На вопрос об ужине обычного энтузиазма не проявляет и даже как-то не смотрит в сторону Коки, горестно отводя глаза, обычно лучащиеся любовью.

Почуяв недоброе, он ринулся в коридор, к полкам с книгами. Схватил том, в который был засунут пакет с анашой — и не обнаружил ничего!.. В другом томе — тоже пусто!.. Он стал хватать книги, раскрывать их одну за другой. Пусто!.. Пусто!.. Всюду пусто!.. Ничего!.. Классики пялились на него из разбросанных и раскрытых книг.

Тут трагический голос сказал:

— Не трудись понапрасну, мой милый. Оно было в Александре Блоке.

Бабушка в ночной рубашке стояла в дверях. Ее морщинистое лицо выражало сильную гамму чувств (это называлось — «поразить паршивца взглядом»).

— Ты взяла? — зловеще спросил Кока.

— Я! — твердо ответила она. — Я нашла это.

— Ты перетрясла все книги?

— Да. Все. Я поняла, что ты недаром крутишься около полок. Я нашла это и высыпала в туалет, — ответила бабушка.

— Что?.. — Кока сел на пол и обхватил голову руками. — Что ты наделала?! Мне конец!.. Всё кончено!.. Меня убьют!.. Смерть ожидает меня!..

— Кто?.. Кто тебя убьет?.. — всполошилась бабушка.

— Как кто?.. Хозяин этого…

— Разве эта гадость не твоя? — вопросила она, явно не готовая к такому повороту.

— Нет, конечно. Меня просто попросили спрятать. Если я завтра не отдам, будет плохо, очень плохо… Во-первых, тот человек умрет без этого. Во-вторых, меня убьют его друзья. Ты что, не понимаешь?.. Телевизор не смотришь?

— А чье это?