Книга Галльская война Цезаря - Оливия Кулидж

Но не все повозки доехали до места боя. Дело тут было не столько в их огромном числе, сколько в осторожности людей. Когда самые дальние узнали, как идет бой, то повернули назад, и это спасло их. Основная масса повозок встала в круг вплотную одна к другой, и внутрь круга вошли остатки дальних отрядов, чтобы дать свой последний бой. Это была отчаянная схватка. Мужчины метали в нас копья с высоты повозок, используя их как крепостную стену. Женщины помогали им – одни сражались, другие подавали оружие. Даже дети, ползая под повозками, били и толкали наших солдат.

Наступила ночь. Римляне продолжали сражаться при свете факелов и старались поджечь повозки. В некоторых случаях им это удалось, но повозок – каждая из которых была крепостью – было так много, что наши солдаты не скоро прорвались внутрь круга. Тогда наступил действительно полный хаос. Крики женщин и детей смешались с мычанием быков. Горящие кое-где повозки освещали всю эту массу людей и животных. Вокруг тех повозок, где бой продолжался в темноте, все кружилось как в водовороте. Наши солдаты рубили наугад, едва различая, кто какого пола и возраста, и хорошо зная, что женщины и даже дети убивали их товарищей. Люди и быки лежали кучами друг на друге. Наконец утихла даже резня. Солдаты, вспотевшие так, что от них шел пар, стояли тяжело дыша и шатаясь от усталости, мрачно смотрели на учиненный ими разгром. Выжившие гельветы собирались в небольшие кучки перепуганных людей. Солдаты грабили немного и в основном брали мелкие предметы. Большинство римлян так обессилели, что даже не подумали о добыче. Бой закончился.

Галлы и германцы

Цезарь расположил свои войска лагерем возле Бибракта, главного города племени эдуев. Склон, на котором он поставил лагерь, когда-то служил пастбищем коровам и овцам: горожане выпускали туда свой скот пастись на прогалинах между густыми зарослями ежевики, которая скоро должна была созреть. Но во время своих земляных работ римляне перевернули лопатами весь дерн, их мулы и лошади конницы так перемесили своими копытами берег реки, что он превратился в сплошную грязь, а все колючие кусты, все равно, зеленые или нет, были вырваны с корнем и пошли на дрова. На той полосе пыльной пустынной земли, которая образовалась в результате между лагерем и рекой, началось настоящее столпотворение. Первыми появились торговцы и поставили свои ряды. Затем местные крестьяне и ремесленники, сказители, фокусники, нищие слетелись на берег из Бибракта на самую большую, шумную и длинную ярмарку, которая была когда-либо в этом городе. Римские солдаты до отказа нагрузились добычей, а хранить ее им было негде. Поэтому крупные вещи продавались за десятую часть своей настоящей цены либо обменивались на золото и серебро, из которых можно было выковать украшения. Многое отдавалось в уплату за дешевые наслаждения. Не один раз целое небольшое состояние переходило из рук в руки в азартной игре, было истрачено на кувшин вина или беспечно отдано за пустяк или за своевременную услугу. Весь Бибракт толпился вокруг лагеря как муравейник, так что в конце концов Цезарь был вынужден поставить охрану на берегу реки, а должностные лица эдуев прислали своих личных слуг, вооруженных палками, чтобы держать эту толпу в границах допустимого. Таким образом удавалось держать свободной дорогу, которая вела к нашим главным воротам. Четыре конника в ряд могли подъехать по ней к лагерю с той стороны, где были брод, город Бибракт и палатки галлов в низине за рекой.

День за днем по этой дороге приезжали к нам вожди Длинноволосой Галлии во всем своем великолепии, под звон бронзовых и золотых украшений на поводьях коней. Золотые обручи были у них на шеях, золотые браслеты на руках. Их броши-застежки и рукояти их мечей были украшены алой эмалью. Они выглядели роскошно благодаря ярким краскам своих плащей и дико из-за длинных усов и волос, которые спускались до плеч и у некоторых были белыми и жесткими от мытья известью. С каждым вождем была свита, одетая в лохмотья, и певец, заучивший на память бесчисленное множество песен о его предках.

Так являлись вожди Длинноволосой Галлии в своей неукрощенной гордости, чтобы приветствовать Цезаря. В это время общее государственное устройство их страны представляло собой свободную федерацию независимых племен, каждое из которых можно было назвать свободной федерацией вождей. За одно или, может быть, два поколения до нас там были короли. Но к тому времени, о котором я пишу, власть знатных людей усилилась настолько, что они обходились без верховной власти – выбирали должностных лиц из своей среды, и каждый вождь называл себя свободным человеком.

В определенном смысле вожди Галлии действительно наслаждались полнейшей свободой. Для их подданных, которые часто были связаны с ними кровным родством или принадлежностью к одному и тому же клану, их слово мало что значило. Среди равных себе вождь считался сильным или слабым в зависимости от наличия у него союзников и сторонников. В каждом племени были свои знатные честолюбцы, которые постоянно составляли партии, вели сложные интриги с соседями и направляли политику своего племени то в одну сторону, то в другую. Ни один подобный союз, в котором участвовало все племя, не был прочным, но в своей гордыне вожди мало думали об этом и совсем не думали о слабости Галлии. Поэтому Галлии понадобились люди со стороны – римляне. В Бибракте они въезжали к Цезарю почти верхом. Они горделиво шагали по его лагерю, не сняв своих длинных мечей, выхватывали эти мечи из ножен по малейшему поводу и презрительно смотрели с высоты своего огромного роста на наших менее рослых людей, подчеркивая презрение смехом и жестами.

Цезарь принимал их также гордо. Его ремесленники при всем своем мастерстве не могли бы построить ему лучшего временного жилища, чем бревенчатая хижина под соломенной, как у галлов, крышей. Однако он привез с собой много собственных вещей и, кроме того, послал людей за занавесями и мебелью во Вьенну. Среди добычи, взятой у гельветов, были украшенные резьбой рога для питья, концы которых были отделаны золотом и серебром, и много других любопытных вещей, варварских, но дорогих и роскошных. Цезарь надевал для приезжавших посетителей свой алый плащ командующего и любил принимать их в полных доспехах, чтобы шлем скрывал недостаток волос и увеличивал его рост. Он пускал в ход свои самые изящные манеры, но развязность и крикливость, характерные для вождей во время визита, обычно сменялись неуклюжестью и тревожной суетливостью движений, когда переводчики Цезаря доносили до них смысл его гладких фраз.

Главным среди этих переводчиков был молодой Процилл, старший сын Кабура. Его роль в тех обстоятельствах была настолько велика, что это даже вскружило Проциллу голову, хотя от природы он был скромным и разумным юношей. В провинции было много людей – как вождей, так и торговцев, – которые говорили и по-галльски, и на латыни. Цезарь широко пользовался их услугами и на приемах, и для обмена похвалами через гонцов. Но, приехав в провинцию в большой спешке и пробыв там еще мало времени, он пока не успел выяснить, кому стоит доверять в тайных делах. Старый Кабур был выше всяких подозрений: Цезарь встречался с ним и с его сыном в Риме. В то время положение Процилла было прочным еще и оттого, что через посредство отца он был лично известен самому влиятельному человеку в Галлии, главному стороннику римлян, Дивициаку.