Книга Мистерии Осириса. Древо жизни - Кристиан Жак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Значит, будет какая-то церемония?
— Не задавай никаких вопросов.
Возглавив караван из пяти ослов, которые знали дорогу лучше, чем он, Икер отправился на гумно, окруженное скирдами пшеницы. Ослы остановились сами по себе, и юноше даже не потребовалось пускать в ход палку.
На гумне двое писцов записали количество мешков. Часть мешков предназначалась крестьянам и их семьям, часть — хлебопекарне провинции. Закончив свое дело, писцы удалились.
Остались только девять начальников полевых работ, семь веяльщиц и три жреца, один из которых был флейтистом.
— В самой форме гумна, — сказал он, — скрыт иероглиф[7], который означает «в первый раз», то есть то первое мгновение, когда проявило себя творение. Воздадим хвалу богине жатвы.
Двое его коллег воздвигли небольшой деревянный алтарь, на который поставили кувшин с молоком, хлеб и сласти.
— Мы печалились во время погребения доброго пастыря Осириса, — продолжил флейтист. — Зерно было зарыто в землю, и мы считали его умершим навсегда. А теперь как обильна жатва! Мы можем радоваться! Пшеница и ячмень растут на спине Осириса, это он несет в себе богатства природы, никогда не устает и не издает ни одной жалобы. Пусть начальники полевых работ положат на ток содержимое своих мешков.
Икер был так счастлив, что принимает участие в ритуале, что даже не почувствовал тяжести своей ноши.
— Пусть приведут ослов, — приказал флейтист, — и пусть ведут их по кругу.
— Пусть отгонят их, — запротестовал другой жрец, — пусть не смеют они бить своими копытами моего отца! Ослы Сета не должны топтать зерно Осириса!
— Таинство должно быть исполнено до конца, — твердо сказал флейтист.
Ослы кружили и кружили по площадке; они были такими же серьезными, как и наблюдавшие за этой сценой люди.
Не постигая полностью всей значимости происходящего, Икер чувствовал, что присутствует при главном событии. Он задал бы сотню вопросов, но, затаив дыхание, молчал.
— Пусть очистят зерна, — потребовал флейтист.
Оба других жреца вывели ослов с гумна, и наступила очередь веяльщиц приступать к работе.
Исполнив свою миссию, они наполнили мешки и положили их на спину ослов.
— Пусть слуги Сета отвезут Осириса на небо, откуда он осыпет своими благодеяниями эту землю, — приказал флейтист.
Образовалась целая процессия, которая отправилась на крышу.
— Пусть начальник жнецов разгрузит ослов, чтобы они забрались на самую высокую крышу и высыпали содержимое своих мешков.
«Значит, — подумал Икер, — крыша соотносится с небом, где живет дух Осириса, содержащийся в зерне».
Под глубоким впечатлением от увиденного Икер медленно спускался по лестнице. Босыми ногами он ощущал шершавые известняковые ступени, и это делало более острым контраст между обычной жизнью и иной реальностью, которую открывал ему ритуал.
Флейтист, два других жреца, начальник жнецов и семь веяльщиц простерлись ниц перед величественным высоким человеком с глазами мудреца, полуприкрытыми тяжелыми веками. У него был такой пронизывающий взгляд, что он пригвоздил Икера к месту. Тонкий прямой нос, жестко сжатый рот, выступающие скулы, могучие плечи... Портрет этого сурового человека дополняли крупные уши, способные уловить малейший шорох Вселенной.
На нем была льняная одежда на одной бретели, проходившей через левое плечо, и прямоугольный фартук с изображением грифона, раздирающего врагов Египта.
Кулак флейтиста заставил Икера растянуться на земле.
— Преклонись перед фараоном, дарующим всем нам жизнь!
Сесострис поднял к небу подношение из пшеницы и ячменя, предназначавшееся богам. Затем стал подниматься по лестнице, ведущей на самую высокую из крыш, и с помощью головни зажег жаровню, на которую были положены небольшие кусочки ладана.
Продолжая исполнять свой ритуал, царь подумал о взгляде встреченного им юноши. Его взгляд не был похож ни на один другой.
С глубоким вниманием Икер слушал фараона.
— Осирис умирает и возрождается, он отдает себя нам, чтобы питать свой народ. Отец и мать всех людей, он творит зерна таинственной, заключающейся в нем силой, чтобы обеспечить жизнь живых существ. Все живут благодаря его дыханию и его телу — телу того, кто пришел с пламенного острова, чтобы воплотиться в злаках. Мы примем в себя тело Осириса, мы будем жить благодаря его растительному золоту.
Маленький Цветок поднесла царю куклу из колосьев. Таких «невест хлеба» делали все и выставляли на фасаде каждого дома до следующей жатвы.
Затем флейтист принес большую красивую корзину из гибкого тростника, выкрашенного в желтый, синий и красный цвета. Дно было укреплено двумя перекладинами, уложенными крест-накрест.
— Вот корзина для таинств, Великий Царь. То, что было разъединено, в ней собрано.
— Пусть ее вернут в храм, — приказал Сесострис.
Дрожа от волнения, появился хозяин и пал ниц.
— Великий Царь, моя самая красивая корова стала телиться! Чудо совершается! Оно снова совершается!
Все участники церемонии отправились в стойло.
Флейтист произнес магические заклинания, которые облегчают роды, а главный пастух стада стоял возле коровы, лизавшей ему руки.
Борясь с болью, корова вытянула шею и подогнула задние ноги. Чтобы успокоить ее, пастух погладил ей бока.
— Божественное Слово принадлежит Небесному Быку, — напомнил фараон, — а провидческая интуиция — Небесной Корове. К этим животным нужно относиться с самым большим почтением.
Ободряющий голос царя успокоил животное.
И показалась голова теленка, которую потихоньку стал освобождать принимавший роды. Затем показались передние ножки. Пятнистый теленок с темными глазами был чудо как хорош!
Принимавший роды положил его перед матерью, которая начала его старательно вылизывать.
Каждый замер в ожидании ее решения.
Корова явно смотрела на Икера.
— Подойди и возьми пятнистого теленка, ты его понесешь, — приказал флейтист.
Немного неловко, но нежно и бережно Икер взял новорожденного, который не выразил ни малейшего беспокойства.
— Появилось новое солнце, — заключил фараон. — Пусть соединит нас в общей радости праздник окончания жатвы.
Для Собека-Защитника и его людей и речи не могло идти об участии, хотя бы самом малом, в праздновании. Не смог из-за болезни принять участия в ритуале рядом с фараоном и Уаха, правитель провинции Кобры. А вдруг это просто политическая уловка, которая позволила бы ему снять с себя какую бы то ни было ответственность в случае покушения?