Книга На все четыре стороны - Адриан Антони Гилл

Но особенно важно и удивительно то, что Эфиопия единственная африканская страна, которая никогда не была европейской колонией. Ее границы определились не в результате ленивых препирательств между чиновниками в Лондоне, Париже или Брюсселе – их высекли копьем и зазубренным мечом грозные воины. Еще одним поводом для гордости эфиопам, да и всем африканцам, служит то, что этой стране принадлежит единственная африканская армия, которая наголову разбила европейскую (в битве при Адуа в 1896 году). Причем не только единственная, но и первая со времен Ганнибала. И победила она, по странному совпадению, тоже итальянцев. И наконец – что, пожалуй, чуднее всего, – здесь чрезвычайно много людей, одна ноздря у которых заткнута тампончиком из тонкой бумаги.

Аддис-Абеба (что означает «новый цветок») возлежит на группе холмов, словно гнилой венок, окруженный, в свою очередь, внушительным полукольцом гор Энтото. Построенный у горячих источников, этот город относительно современен – ему чуть больше сотни лет. Кроме того, он находится в 8000 футов над уровнем моря, так что каждый лестничный пролет становится упражнением для сердечной мышцы (кстати, все эфиопы – отличные бегуны на средние дистанции). Город щедро, всеобъемлюще лишен даже малейшей крохи красоты, но в нем есть своеобразное отталкивающее обаяние. Он густ и зловонно-кипуч – этакое диккенсовское варево, замешанное на черном материале. Можжевеловые леса, некогда затенявшие его улицы, давным-давно порублены на дрова. Их заменили привезенные от антиподов эвкалипты, которые пьют, как австралийцы, и мало на что годны – разве только любоваться ими да жечь. Каждый вечер нестройные колонны согбенных пожилых леди тащат с холмов гигантские дровяные вязанки. Их носят женщины, потому что для ослов они чересчур огромны и тяжелы.

На семьдесят процентов Аддис состоит из трущоб – шаткого хаотического нагромождения хижин. Ржавое рифленое железо, осклизлые пластиковые панели, смешанная с дымом вонь эвкалиптовой смолы и навоза – все это очень напоминает общественный туалет с приличным стажем. Лачуги расползлись по щелям между дешевыми осыпающимися бетонными домами, точно ожившая шпаклевка. В Аддисе расположен самый большой африканский рынок – «Меркато» – гигантская компостная куча из ветхих ларьков и лавчонок, где бурлит угрюмая жизнь. Целые улицы здесь заняты портными, которые сшивают тряпки на допотопных «Зингерах», и ремесленниками, которые плетут из травы со сладким душком традиционные блюда с коническими крышками. В отдельном лабиринте торгуют пряностями – вы попадаете в окружение высоких, ярких штабелей куркумы и чили, тмина, кориандра, маковых семян и разных корешков с туземными названиями, чьи ароматы дразняще, вызывающе непохожи на любые запахи, известные европейцам. На особых крошечных столиках лежат газетные кулечки с благовонием для сложной кофейной церемонии, которую совершают во всех семьях раз в неделю; неподалеку продают легкие шерстяные и хлопковые шали с нежной шелковой окантовкой. Грузовики привозят большие, в человеческий рост, снопы чата – слабовозбуждающей травы, которую многие бедняки жуют, чтобы забыться и хоть на время подавить чувство голода. Наркоманы бродят по рядам с налитыми кровью глазами и всклокоченными волосами, выпрашивая подачку. Здесь редко увидишь, чтобы кто-нибудь что-нибудь покупал. В поле зрения нет ни одной обремененной сумками хозяюшки, торгующейся с мясником или зеленщиком, – только тысячи молодых мужчин, которые бездельничают и выжидают.

Даже по африканским меркам нищие здесь упорны и надоедливы до невозможности, а по дряхлости и убожеству определенно претендуют на мировой рекорд. Здесь кишмя кишат безногие, безрукие, безглазые и беззубые, изуродованные полиомиелитом и изувеченные минами, чумные и прокаженные, искалечившие себя сами и попросту сумасшедшие. А карманники! За одно утро они обчистили меня трижды – оставалось только поражаться их профессиональной, фантастической ловкости. Аддис-Абеба бедна абсолютно – слишком бедна даже для рекламы.

В ней не увидишь пестрых призывов покупать сигареты Sportsman и кока-колу, которыми залеплена вся остальная Африка. Хотите узнать, насколько беден этот город? Он не может позволить себе даже мусор. Любая дрянь на что-нибудь да сгодится и будет приносить пользу, пока не исчезнет. Но грязь есть и здесь – спасибо матери-природе, которая поставляет ее даром.

Благодаря невероятному коллективному самоконтролю жителей Аддиса в нем безопасно – безопаснее, чем в большинстве европейских столиц, – но здесь кожей чувствуешь неослабное напряжение, словно с тебя не сводит выкаченных зенок бормочущий безумец. Некоторые из самых воинственных племен, когда-либо живших на земле, происходят из этих мест. Парню не позволяли жениться, пока он кого-нибудь не прикончит – просто так, без всякой причины. В Аддисе точно царит затишье перед бурей, здесь все чего-то ждут – искорки, повода? Впрочем, известно, чего сейчас жду я и многие другие: похорон Хайле Селассие. Как часто бывает в Африке, они пришли сюда с опозданием – с опозданием на двадцать пять лет, две смены власти, три войны и несколько жестоких вспышек голода. Наконец-то упокоить прах грозного льва из колена Иудина, царя царей, прямого потомка Соломона и царицы Савской, единственного нового бога современной эпохи – значит погасить один из последних важнейших долгов двадцатого века.

Пока историю пишут белые люди с Запада, ее протагонистами всегда будут белые люди с Запада. Селассие проскользил по бурному морю современности, как маленький темный корабль-призрак. Это Зелиг[11]двадцатого века. Большинство знает его только как слегка нелепое божество растаманов, которое красуется на желто-красно-зеленых (цвета эфиопского флага) футболках в компании с Бобом Марли и косяком. Но если на миг перестать разглядывать историю с привычной западной смотровой площадки и попробовать увидеть ее глазами обитателей жаркого древнего юга, Селассие вырастет в гигантскую, титаническую фигуру, катализатор и главное действующее лицо спектакля, разыгранного в последнем столетии не только на африканской земле, но и на всей планете. Он поднялся к власти в сумятице междоусобных войн в первые десятилетия прошлого века и был убит коммунистами-революционерами из организации «Дерг». Его пятидесятичетырехлетнее правление утонуло в вязкой феодальной трясине олигархических интриг, коррупции и страха. Настолько могучи были его образ и аура, что врагам Селассие пришлось задушить его как физически, так и символически: царь царей был тайно погребен под личной уборной президента Менгисту. Даже мертвый, он не утратил способности пугать своих подданных до потери штанов. Взгляните на фотографии. На его лице словно бы всю жизнь сохранялось одно и то же непроницаемое выражение не то мумии, не то статуи; он взирает на потомков с гранитной невозмутимостью правителя, чья родословная уходит корнями во мрак древнейших мифических сказаний. Он был главой единственной независимой африканской страны. Он ввел Эфиопию в Лигу Наций и был свидетелем ее кончины. Он произнес в Женеве речь, посвященную независимости малых стран, и ее отголоски раскатились по всему свету – причем этот блестящий образец красноречия двадцатого века и теперь остается не менее актуальным, чем тогда. То же самое можно было бы сказать сегодня о Кувейте, или о Косово, или о Восточном Тиморе.