Книга Вилла в Италии - Элизабет Эдмондсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да-да, разумеется, совершенно неуместно, — соглашался Джордж, досадуя на себя за то, что принял манеру изъясняться, которую навязал этот чопорный законник…
— Вкуснотища, — улыбнулась Марджори. — Человек уже забывает, какой вкус должна иметь нормальная еда.
Немного поговорили, в вежливой и сдержанной манере: о Франции, довоенной Франции, о Париже тридцатых годов, когда Хельзингер был там в студенческую пору, о сегодняшнем Париже, каким они нашли его, окидывая беглым взглядом во время нынешнего краткого пребывания.
— Мне тоже, — кивнул ученый, — удалось пробыть там лишь одну ночь, а хотелось бы подольше. Навестить старые места, хотя, конечно, ничто уже не будет в точности таким, как раньше. Такого не бывает.
— Вы путешествуете по делам? — спросила Марджори. Она сломала булочку пополам — и почему это англичане ломают хлеб, вместо того чтобы аккуратно разрезать ножом? — и теперь щедро намазывала маслом.
— По личному делу.
— Значит, не по работе. Вы не похожи на бизнесмена.
Хельзингер слегка опешил. Интересно, а на кого он похож? На нем был деловой костюм — уступка цели путешествия. Что же выделяет его как инородное тело из среды ему подобных?
— Вы производите впечатление человека, который зарабатывает на жизнь мозгами. Я вижу вас в лаборатории. Впрочем, никаких химических запахов или микробов. Слишком много приборов и оборудования. Вы физик?
Теперь он опешил еще больше.
— По правде сказать, да. Но я нахожу странным, что вы смогли это определить. Возможно, мы прежде с вами встре…
— Нет, — решительно отмела она это предположение. — Я бы вспомнила, будь это так. Хотя во время войны встречаешь такое множество людей, и почти все из них незнакомые.
— В таком случае что-то во мне выдает принадлежность к ученым? Что бы это могло быть?
Марджори добавила на булочку полную ложку малинового джема.
Хельзингер ждал.
— Просто мне так показалось. — Пожевав, Свифт обстоятельно вытерла рот салфеткой. — Иногда со мной так бывает. Вы работаете в университете или трудитесь на какую-то компанию? Или вы из тех загадочных субъектов, которые работают над правительственными заказами?
Привычка к секретности настолько въелась в Джорджа, что он не счел возможным ответить.
— Я занимаюсь научными исследованиями. — Это прозвучало блекло и неубедительно, но было единственным, что удалось придумать. — А вы? Вы путешествуете для удовольствия?
— Едва ли такое возможно при тех деньгах, с которыми правительство позволяет нам выезжать. Нет, я тоже еду по личному делу.
— В Рим?
— Нет, схожу в местечке Ла-Специя. Вы знаете Италию? Это приятный город?
— Военно-морской порт, мне кажется. Подвергся сильным бомбардировкам во время войны. Я никогда там не бывал.
Марджори, похоже, утратила интерес к теме, глаза ее сосредоточились на пейзаже за окном.
— Красивые здесь места. Горы, море. Очень романтично. Я не задержусь в Ла-Специи, поэтому меня на самом деле не интересует, что она собой представляет. Такие вещи говоришь просто, чтобы поддержать разговор, вы согласны?
Писательница забрала свою сумку со стула, куда до этого ее положила. Сумочка крокодиловой кожи была изрядно потрепана, хотя некогда, видимо, стоила больших денег. Джордж догадался, что попутчица находится в стесненных обстоятельствах. Было в ней что-то от ребенка, прижавшегося носом к магазинной витрине. Она не была похожа на человека, привычного к таким путешествиям.
Что ж, они сойдут с поезда в Ла-Специи, и соотечественница навсегда исчезнет из его жизни, сев на поезд или автобус либо будучи встречена тетушкой или подругой.
Незнакомка протянула ему руку.
— Спасибо, что пустили за свой столик. До свидания.
Собеседница стала удаляться по проходу, слишком худая… и почему бы ей не держаться попрямее? Потом остановилась и оглянулась, будто осененная какой-то мыслью.
— Имя Беатриче Маласпины вам ничего не говорит?
Джордж был так изумлен, что со звоном уронил чашку на блюдечко, заставив остальных попутчиков повернуться в его сторону.
Марджори вернулась к столику и снова села.
— Вижу, что говорит. Вы тоже упомянуты в завещании? Вот почему вы здесь, в этом поезде? Ведь вы, так же как и я, держите путь на «Виллу Данте»?
Никто не назвал бы миссис Вульфсон типичной американской бабушкой. Она была колкой, язвительной, с богемным складом характера, горожанкой до мозга костей и никогда в жизни не испекла ни одного яблочного пирога.
Люциус Уайлд всегда любил ее и всегда испытывал перед ней благоговейный трепет. Не имело значения, что он был успешным человеком тридцати лет. Миффи, как ее звали друзья и члены семьи, вызывала в нем столько же уважения, сколько и нежности.
— Пришел попрощаться, — объявил он, поцеловав подставленную изящно подкрашенную щеку.
— Буду по тебе скучать. Я закажу нам мартини. — Старуха позвонила в колокольчик, и почти тотчас появилась горничная. — В библиотеку, — распорядилась хозяйка и первая направилась по красиво изогнутой лестнице на второй этаж.
Миссис Вульфсон жила в особняке в Бостоне с тех самых пор, как впервые явилась в этот дом в качестве невесты Эдгара Вульфсона. Покойный муж, двадцатью годами ее старше, был торговцем произведениями искусства. Он сколотил значительное состояние и приобрел для собственных стен большое количество произведений живописи, не говоря уже о скульптуре, бронзе, фарфоре и коврах. Предметы искусства и роскоши заполняли в особняке все свободное пространство.
Люциус любил этот дом. Он любил картины, особенно живопись XX века, — дед, будучи человеком передовых взглядов, начинал покупать современную живопись задолго до того, как эти художники становились модными или дорогими.
Подали мартини, и Миффи с удовольствием за него принялась.
— Просто обожаю первый коктейль. Ты в Париж, а потом в Лондон?
— В Париж на пару недель, а затем, прежде чем отправиться в Англию, собираюсь навестить друзей в Ницце.
— В Ницце? Погостишь у Форрестеров, я полагаю. Эльфрида там будет? Она ведь гостила у них, на Лонг-Айленде, когда ты с ней познакомился?
— Да и да.
— Вот любопытно, почему ты не привез невесту ко мне на смотрины.
— Ты знаешь почему. Мы обручились прямо накануне ее возвращения в Англию.
— Билеты можно было перезаказать. Привезешь девушку погостить в Америку сразу после женитьбы? Тогда будет, конечно, слишком поздно спрашивать, нравится ли она мне и считаю ли я ее для тебя подходящей.
— Брось, Миффи, человеку на четвертом десятке позволительно самостоятельно выбрать себе жену.