Книга Сиротка - Мари-Бернадетт Дюпюи

— Вовремя вы нас нашли, — сказал Анри.

Старинная керосиновая лампа освещала комнату. Лора с отрешенным видом смотрела на огонь.

— Я плохо знаю этот край, — ответил Жослин, который старался прогнать от себя недостойные мысли.

Здесь у них было бы все необходимое, чтобы пережить зиму. Одеяла, пища… Он подумал об оставленном в санях ружье. Избавившись от хозяев, он получил бы дом, в котором можно спокойно дождаться весны… Устыдившись себя самого, он не смел поднять глаза. «Еще немного, и я стану диким зверем, если не хуже!» — подумал он.

— И далеко вы едете? — спросил Анри.

— На север, — ответил Жослин.

— На севере сейчас пусто, — отрезал великан, потирая русую бороду. — А я вот купил этот участок. В теплое время я ищу золото. А зимой охочусь, ставлю капканы. Мех хорошо продается.

— Ищете золото? — повторил Жослин.

— Ну да, золото. Клеман, иди спать.

Мальчик вслед за матерью исчез во второй комнате. С момента встречи ни он, ни она не проронили ни слова. Лора задремала. Она уже забыла, когда ей удавалось так приятно согреться, давно не чувствовала себя в безопасности. Во сне к ней вернулась ее девочка. Мари-Эрмин сидела среди цветов и травы, смеясь и лепеча. Такой она запомнилась матери прошлым летом, в Тадуссаке.

Анри протянул Жослину свой кисет. Гость скрутил себе сигарету и с горькой улыбкой ее раскурил. Никогда не причинит он вреда этим людям! Не попадись им на пути эта хижина, их с Лорой замело бы снегом, они бы оба замерзли… Чувство собственного достоинства требовало, чтобы он доверился гостеприимному хозяину.

— Лучше будет, если я скажу вам правду, Анри. Меня разыскивает полиция. Завтра мы уедем, чтобы не доставить вам неприятностей.

Мужчины какое-то время смотрели друг на друга. Лицо Жослина ожесточилось от страха и горя, черты стали угловатыми. И только в карих глазах теплились искорки нежности.

— Я боялся услышать что-то подобное, — заметил Анри Дельбо. — Мало кто решится ехать на север зимой, да еще с женой.

— Я надеялся найти пустующую хижину и там поселиться. У меня есть ружье и запас пуль.

Это прозвучало как угроза. Жослин снова устыдился своих мыслей. И поспешил уточнить:

— Я хорошо стреляю, да и дичи в здешних лесах хватает. С голоду мы не умрем. Я это хотел сказать, не подумайте ничего плохого.

— В шести милях к востоку есть заброшенный барак. Я отведу вас туда, когда утихнет метель. Но ей бы не следовало так жить…

Анри посмотрел на Лору.

— У нас нет выбора. Я убил человека, — признался Жослин. — Это был несчастный случай, ссора, которая закончилась плохо. Но кто мне поверит? Если бы только у меня был свидетель! Лора ничего не видела, она была без сознания. В ту ночь я потерял все, что имел.

— Лучше бы вам теперь поспать, — предложил Анри. Хозяин дома не выказал ни интереса, ни презрения к услышанному. Не заметно было также, чтобы он испугался.

Анри встал, разогнув свое мускулистое тело. Будь он на пару сантиметров выше, задевал бы головой потолок хижины.

— Я дам вам совет, Жослин. Завтра лучше бы вам вернуться и сдаться в руки полиции. Так или иначе правда станет известна. А сейчас вы похожи на загнанного зверя. Долго вы так не протянете.

Анри вынул из ящика одеяло и бросил его на колени гостю. Потом кивнул и ушел в соседнюю комнату.

Оставшись в одиночестве, Жослин стал молиться. Перед глазами у него стоял крест колокольни. Он вспомнил душераздирающее мгновение, когда он клал свою девочку на порог.

«Не прочитай я эту статью в газете, Мари-Эрмин была бы все еще с нами, — сказал он себе. — Узнав, что сестры из конгрегации Нотр-Дам-дю-Бон-Консей, для того чтобы учить местных ребятишек, приехали в Валь-Жальбер, местечко, через которое мы должны были проехать, я решил: это знамение Господне. Лора бредила, жаловалась на страшную головную боль. Нельзя брать с собой в лес такого маленького ребенка! Ни в коем случае нельзя!»

Он посмотрел на мирно спящую жену.

«Если я сдамся полиции, что станет с ней, с моей Лорой? Я никогда не увижу мою жену, мою дочурку…»

Жослин подбросил в печь полено, потом улегся на одеяле, положив свою куртку под голову вместо подушки. Пол был чистым. Сон не шел к нему. Он прислушался к завываниям метели и представил, как носятся над землей мрачные ледяные массы снега. Ветер сломает немало деревьев, дороги скроются в сугробах. Настоящий ад на земле… И он беззвучно заплакал, ощущая себя слабым, как ребенок.

* * *

Монастырская школа Валь-Жальбера, в тот же вечер

Сестра Мария Магдалина погладила Мари-Эрмин по щеке. Девочка села на постели и широко открытыми глазами смотрела на умирающее пламя свечи.

— Метель разбудила тебя, мое сокровище! Не бойся, здесь с то-бой ничего не случится!

У матери-настоятельницы ужасно разболелась голова, поэтому она доверила ребенка молодой монахине. Вой ветра и глухой стук содрогающейся крыши долго мешали девочке спать. И вот, не проспав и трех часов, она снова открыла глазки и принялась щебетать.

— Мари-Эрмин, ангелочек мой, ложись баиньки!

Сестра Мария Магдалина прижала девочку к себе и расцеловала и щечки и в лобик.

— Господь хранит нас, моя малышка. Мне тоже страшно, но я знаю, что с нами ничего не случится. Это шумит Дедушка Мороз — большой и белый, весь усыпанный инеем. Он стучит в дверь и в стены монастыря своими белыми-белыми кулаками…

Монахиня слово в слово пересказывала малышке историю, которую когда-то придумала для нее мать. Мари-Эрмин не понимала смысла сказанного, но ласковый голос монахини и ее нежные прикосновения успокоили ребенка. Сунув большой пальчик в рот, девочка покрепче прижалась к молодой женщине.

— Спи, мое сокровище! Ты такая милая, такая ласковая…

Ответом было нежное детское воркование. Сестра Мария Магдалина вздохнула от удовольствия. Она наслаждалась теплом одеял и радовалась тому, что к ее груди прижимается ребенок.

— Мне кажется, что ты давным-давно живешь с нами, — проговорила она шепотом. — А ведь тебе всего годик. Годик! Где ты родилась, моя прелесть? Откуда приехала? Как по тебе скучает твоя матушка, если она еще жива!

Монахиня часто думала о родителях Мари-Эрмин, которым она искренне сочувствовала.

— Как они могли тебя оставить? Если бы мы с Эженом поженились, если бы у меня родился ребенок, я бы не смогла с ним расстаться. Надеюсь, ты останешься с нами надолго.

Сердце сестры Марии Магдалины переполняла любовь. Она закрыла глаза, и по щекам покатились слезы. Ей вспомнились слова настоятельницы, сказанные за ужином, — жестокие, но, к сожалению, справедливые:

— Она останется с вами на ночь, сестра Мария Магдалина, но вам не следует ласкать ее слишком часто. Нельзя допустить, чтобы ребенок привязался к кому-нибудь из нас, и никто не должен к нему привязываться. Это ясно? Когда закончится карантин, девочка какое-то время поживет у одной из местных женщин. Этим летом, а может, и раньше, Мари-Эрмин отвезут в приют. Если родители за ней приедут, мы перенаправим их туда.