Книга Твой демон зла. Поединок - Сергей Волков

Неожиданно в морозной тишине послышался скрип открывшейся двери. Выглянув из-за угла корпуса, я увидел, как из соседнего здания вышел на низкое крылечко человек в тулупе и лохматой собачьей шапке. Был он высок, худ, лицо украшала светлая, редкая бороденка, на носу поблескивали очки.

Человек закурил, и что-то бубня себе под нос, двинулся по узкой тропинке в обход корпусов, медленно приближаясь к мне, притаившемуся за углом барака. Вскоре до моего слуха донеслось: «…И вовсе незачем тут использовать катализатор! Все это чушь, господин Селезнев! Вот так-то! Надо просто подогреть смесь и прогнать ее через абсорбирующую мембрану, и тогда мы получим… Черт, а ночка-то какая! Феерия! Н-да… А еще, господин Селезнев, вы заблуждаетесь относительно области применения нашего вещества! Им не только хорошо опылять колорадских жучков, им можно опылить и человечков, и тогда они, как и жуки, утратят способность к размножению и вскинут лапки кверху! Вот так вот… Нет, надо чаще вставать по ночам, до чего же хорошо…»

Человек, не переставая бубнить, неспешно прошествовал мимо меня, ничего не заметив, и начал удаляться в сторону изгороди, туда, откуда пять минут назад пришел я.

Решение созрело у меня в мозгу практически мгновенно, и я мягким, быстрым шагом, стараясь ставить ноги след в след, строго вертикально, чтобы меня не выдал скрип снега и шорох шагов, устремился за незнакомцем, на ходу вытаскивая из рукава нож.

Болтающий сам с собой человек, судя по всему, химик, уже скрылся за деревьями, подходя к затерявшейся меж них старой беседке. В советское время в ней, наверное, собиралось после отбоя покурить не одно поколение пионеров из старших отрядов, да и их вожатые наверняка не раз уединялись тут с рано повзрослевшими пионерками, польстившимися на накаченные мускулы…

Ныне беседка, восьмигранная, с изрезанными пионерскими ножиками, потемневшими перилами и полуобвалившийся крышей, явно заброшенная новыми хозяевами лагеря, стояла, утопая в сугробах, а низкий густой кустарник надежно преграждал все подходы к ней, оставив только узкую тропку, по которой и шел не прекращающий говорить сам с собой человек.

Вот он подошел к кустам, вот остановился, словно услышав вдруг что-то подозрительное, замер, оглядываясь, но вокруг было пусто, только шумели безлистыми ветвями, клонясь под ветром, молодые березки. Человек, решив, что ему померещилось, вновь повернулся к беседке, сунул руку под скамейку, вытащил поллитровую бутылку, заткнутую резиновой пробкой и лабораторную мензурку. Он уже было собрался откупорить вожделенный сосуд, как в ту же секунду почувствовал у своего горло узкое, холодное лезвие ножа, а мой хриплый голос прошипел в волосатое ухо:

– Дернешься – убью!

– А… я… Я молчу! – с готовностью отозвался химик, выронив стеклотару и мензурку в снег. Я, не убирая руку с ножом от горла, приказал в полголоса:

– Иди к забору!

Так мы и пошли – я сбоку, правой рукой с зажатым в ней ножом угрожая жизни захваченного мною обитателя превентария, а сам химик – по тропинке, чуть отклоняясь назад, словно боясь, что он может горлом надавить на лезвие ножа и порезать сам себя.

Возле забора я убрал нож и кивнул на росшее прямо рядом со столбом дерево:

– Лезь!

Химик поправил шапку, и в блеклом свете снега и звезд я разглядел, что он уже далеко не молод, скорее всего, ему лет пятьдесят, и еще – что химик очень боится…

– Я… староват для подобных упражнений! Не могли бы вы мне объяснить, молодой человек, кто вы, и что вам от меня нужно?

– Потом узнаешь! – грубо ответил я: – Снимай тулуп и лезь на дерево! Живо!

Химик повздыхал, послушно снял овчину и кое-как, комично оттопырив задницу, все же взобрался на первую от земли развилку. Я подхватил брошенный в снег тулуп, вскарабкался следом и уселся на ветку рядом с химиком:

– Теперь давай, ползи вот по этой ветке до конца и прыгай в снег на той стороне!

– Что вы!! Я боюсь! Там же высоко! – решительно заявил пленник: – Я сломаю ногу!

– Не сломаешь! Повиснешь на ветвях, они сами опустятся под весом тела! Давай!

– Ну… если вы настаиваете… – пробормотал химик и пополз по ветке, извиваясь всем телом и обдирая пузо о корявые сучки. Он преодолел метра два, оставив забор далеко позади, тут ветка согнулась, а потом с громким треском обломилась, и незадачливый древолаз безмолвно нырнул лицом вперед в снег и замер там, не издав ни звука.

Я, встревожившись – язык нужен был мне живым и здоровым – пробежал по гнущейся ветке следом, прыгнул, приземлился рядом и вытащил химика из сугроба.

– А… Мне… Очки! – пробормотал тот, близоруко шаря руками по снегу вокруг себя в поисках слетевших очков. Я быстро нашел треснувшие старомодные очки в толстой коричневой оправе, водрузил их на нос языка, помог ему подняться:

– Цел? Идти можешь?

– Я… У меня кружиться голова! – заявил химик, отряхивая с одежды снег. Я запахнул его в тулуп, похлопал по плечу:

– Руки-ноги целы – и ладно! А голова… Это от свежего воздуха! Ну, пошли!

Дорогой язык начал ныть – куда да зачем, это произвол, он будет жаловаться, это же киднеппинг, есть законы, он ничего не знает, это все ошибка, и нытье это продолжалось все то время, пока окольными путями я вел химика к джипу, поджидавшему их в полутора километрах от въезда в превентарий.

Борис, к моему удивлению, спокойно спал, и только громкий стук по двери машины разбудил его, заставил вскочить, и схватиться за монтировку.

– Свои, свои! – успокоил я друга.

– О! А это кто? – удивился Борис, уставившись на языка.

– Сейчас узнаем! – усмехнулся я: – Пока могу только сказать, что он химик и любит гулять по ночам под звездами! Борь, давай-ка отъедем отсюда километров на пять, кабы они не хватились нашего гостя, да не начали искать!

Джип остановился на уютной поляне, проехав вдоль неприметной заснеженной речушки прямо по полям несколько километров. Дорога с редкими, по ночному времени, машинами, осталась далеко позади, за лесом, а от превентария мы удалились вообще километров на семь-восемь.

– Ну вот! – зловеще сказал я, вылезая из машины: – Тут и будем разговаривать! Выходи! Имя?

– Горобко Валерий Константинович!

– Есть ли в вашем… лагере женщины?

Горобко изобразил на лице крайнюю степень удивления:

– Что вы! Какие женщины! У нас обитель чистой науки. Нам, простите, не до них…

Я упрямо нагнул голову:

– У меня есть сведения, что ваша организация захватила мою жену в качестве заложника! У меня так же есть подозрение, что ее могут содержать здесь, в превентарии!

– Нет-нет-нет! – быстро заговорил Горобко, блестя глазами: – Это ошибка! Ваша жена не может быть захвачена… нашей организацией, как вы изволили выразиться. Да нет, чушь! Абсурд! Мы же ученые! Зачем нам это!?