Книга Карл Ругер. Боец - Макс Мах

Здесь было тесновато. Узенькие улочки, похожие на темные щели, переплетались, образуя сложный лабиринт. Из открытых дверей и окон остро пахло минералами и красками, маслом и лаками. Продавцов было много, а покупателей мало, так что Карл был здесь желанным гостем. Его вежливо приветствовали, приглашали зайти, предлагали вино и развлекали приличествующей случаю беседой, пока он осматривал представленные его вниманию товары. По-видимому, все здесь знали, кто он такой, но никто ни словом, ни взглядом не напомнил ему о событиях прошлого вечера. Трудно сказать, было ли это выражением принятой в городе вежливости или за молчаливым игнорированием всем известных событий скрывалось что-то другое, однако Карлу такой подход к делу скорее нравился, чем наоборот. Впрочем, это не значило, что он ничего не заметил. Заметил, запомнил и отложил до лучших времен. А пока у него было дело, и дело это не терпело поспешности и поверхностного к себе отношения.

В мастерской Альтера он купил два мольберта (большой – из светлого дуба и маленький треножник – из красного дерева), палитру, собранную из полированных костяных пластинок, и простую липовую палитру. Там же он купил и подрамники, долго промеряя их углом и метром и оценивая на глаз. Все они, кроме одного, оказались безупречны, и, когда Карл перешел в соседнюю лавку, где продавались холсты, настроение у него было превосходным. Выбор холстов его не разочаровал. Здесь он без труда нашел себе то, что искал – льняное полотно, сотканное из ровных, без утолщений и узлов, ниток, – и заплатил, не торгуясь, запрошенную цену, потому что холст был именно таким, каким должен быть холст. Он был средней толщины, имел разное зерно – от очень крупного до самого мелкого – и был отменно ошлихтован. Одним словом, это был великолепный холст, такой, что, держа его в руках, Карл испытывал острое желание поскорее покрыть его краской. Впрочем, так скоро, как хотелось бы, использовать купленную ткань Карл не мог. Ее еще предстояло отмачивать в горячей воде, сушить, а затем грунтовать и снова сушить. Дело важное, но долгое, однако такое, которое абы кому не поручишь – поэтому грунтованные холсты Карл покупать не стал. А желание писать, созревавшее в нем с прошлого вечера, достигло теперь, в квартале художников, своего апогея. Поэтому кроме холстов куплены были светло-коричневые и розоватые картоны, а также плотная и гладкая шелковая бумага.

Он шел, неторопливо переходя из лавки в лавку, покупая что-то здесь и что-то там, обсуждая за кубком вина достоинства угольных карандашей из Бре или кистей маэрской работы, испытывая ферменты на растворение и вынюхивая масла. И время медленно утекало в песок забот, так что очнулся он только тогда, когда солнце на три деления перешло через зенит. Да и то Карлу в этом помогли. Сам он настолько увлекся покупками, что позабыл даже о еде, всецело погрузившись в мир красок, основ, растворителей и наполнителей, в мир, составляющий основу живописи не меньше, чем мастерство, талант и воображение.

Промаявшись с четверть часа за спиной Карла, обсуждавшего с вышедшим из мастерской художником относительные достоинства виноградной и персиковой черных красок, молоденький Кузнец набрался наконец смелости и, откашлявшись, передал срывающимся от волнения голосом приглашение встретиться с неким важным лицом, к которому он, Кузнец Лавр, с радостью проводит мастера Карла, если он, Карл, соизволит за ним, Лавром, последовать, потому что время не ждет, а солнце уже высоко, и важное лицо, кое…

Карл с интересом посмотрел на юного Лавра и, оценив степень нервозности последнего, пришел к выводу, что как это ни странно, но на встречу его приглашает сам Великий Мастер.

Я становлюсь популярным, усмехнулся он, продолжая вежливо выслушивать бесконечные периоды вконец запутавшегося в них Лавра. Как бы мне не пришлось платить за это слишком большую цену.

– Хорошо, – сказал он вслух, придя к выводу, что Лавр начинает повторяться. – Подожди меня здесь, я должен зайти еще в одну лавку.

Особой необходимости в этом визите не было. Карл успел уже купить все, что ему требовалось. Но он не был расположен отправляться в путь по первому призыву, даже если его позвал сам глава клана Кузнецов. Поэтому Карл зашел еще в одну лавку, постоял у прилавка, перебирая в пальцах непрозрачные, коричневого цвета плитки мездрового клея, поболтал с хозяином, расспрашивая того, из плавательных пузырей каких именно рыб изготовлен предложенный его вниманию рыбий клей, узнал, что клей – полупрозрачные, сморщенные, разноразмерные пластинки – получен из осетров и белуг, купил немного белужьего клея и только после этого согласился проследовать за изнывавшим от нетерпения Кузнецом Лавром.

3

Великий Мастер принял его не в цитадели Кузнецов, как следовало бы ожидать, а в частном доме. Этот дом стоял на берегу внутренней гавани, защищенной от штормов и неприятельских набегов телами трех островов и двумя высокими дамбами. Из тех окон, что смотрели на гавань и порт, по-видимому, открывался великолепный вид, но Карл находился сейчас по другую сторону дома, напротив широкого, богато украшенного фасада, выходящего на тихую уютную площадь. Отсюда завораживающее зрелище гавани, полной кораблей, и оживленного порта можно было только воображать. Впрочем, у Карла было живое воображение и богатый жизненный опыт, и, остановившись в центре площади, он видел перед собой не высокое каменное крыльцо и не парадные из резного дуба двери с маленьким бронзовым портиком над ними, но – как бы прямо сквозь оштукатуренные кирпичные стены трехэтажного особняка – корабли, прибывшие в Семь Островов из двух десятков стран. Большие и маленькие, они стояли у причалов или покачивались на низкой волне по всему обширному пространству гавани. Одни из них только что прибыли, другие готовились отплыть, третьи еще только разгружались или, напротив, загружались, или всего лишь ожидали своей очереди встать у каменных причалов Сдома. Корабли и море, порт и морской люд могли стать хорошей темой для стенной росписи, но кто решится сделать такой большой заказ чужаку без имени и репутации? И захотел ли бы он сам взять на себя такие обязательства? Честный ответ был – «нет». Следовательно, такой фрески в Сдоме не будет. Увы.

Карл перешел площадь и приблизился к терпеливо ожидавшему его юноше. Как только он поднялся по восьми ступеням к дверям, юный Кузнец позвонил в колокол, и их сразу же впустили. Большая прихожая, двери, ведущие в глубину дома, лестница, плавно поднимающаяся наверх. Открывшая им служанка низко поклонилась и молча пригласила Карла пройти наверх. Ничего не спрашивая, Карл легко, но без спешки, поднялся по лестнице и вошел в первые встретившиеся на его пути двери. Они были открыты, а за ними, в большой светлой комнате, сидел в кресле жилистый старик в темно-красном костюме и смотрел на Карла молодыми карими глазами. Карл постоял секунду, рассматривая старика и давая тому рассмотреть себя, и вошел. Двери за его спиной закрылись, и они остались вдвоем.

– Добрый день, – вежливо сказал Карл и, не ожидая приглашения, сел на стоящий перед креслом старика стул.

– Зачем ты пришел? – спросил старик, во взгляде которого Карл прочел тревогу, едва ли не страх.

– Я не иду, – усмехнулся Карл. – Меня ведет дорога.