Книга Вампиры замка Карди - Барон Олшеври-младший

…Как раз в тот день, когда Вилли торжественно вступал в члены НСДРП, в захолустном маленьком городишке хоронили его мать, и он не смог проводить ее в последний путь, о чем, конечно, очень сожалел… Но разве что-то в мире могло бы стоить того, чтобы не явиться на такое важное мероприятие, бросить на себя тень, от которой вряд ли удалось бы потом избавиться? Кто поручится за него еще раз? Кто поверит его клятвам, что партию и фюрера Вилли ставит превыше всего?

А мама простила. Вилли был уверен, что простила.

Через полтора года после вступления в партию, будучи уже выпускником университета, Вильфред добился своей высшей цели, вошел в круг избранных — в берлинскую дивизию СС.

Это была его месть — самая лучшая, самая красивая месть захолустному унылому городишке.

И все же сердце его билось сильнее, чем всегда, когда он вышел из поезда на до тошноты знакомый облезлый перрон, когда огляделся вокруг, жмурясь от слишком яркого солнечного света, безжалостно слепящего глаза.

Он шел не спеша по знакомым вдоль и поперек улицам. Смотрел на витрины магазинов и лавочек, ловил восхищенные взгляды прохожих. Детишек, мужчин и особенно — женщин.

Ему было жарко, но если бы даже это не противоречило уставу, он ни за что не расстегнул мундира и не снял бы фуражку: он не мог даже чуточку приблизиться к неопрятным простоватым туземцам. Ему хотелось быть богом — и он был им.

За семь лет ничего не изменилось в этом городе.

За семь лет в этом городе изменилось все.

Вильфред подумал так, когда невольно у него перехватило дыхание при виде смутно знакомой и в то же время невероятно чужой…

Эльза!

Она стояла перед дверью своего дома, склонившись над замком, пыталась выдернуть из замочной скважины застрявший ключ. Она обернулась, услышав шаги, откинула с раскрасневшегося лица выбившуюся из прически прядку и застыла.

Она узнала его сразу.

— Вилли?..

Вильфред улыбнулся снисходительно и небрежно.

— Помочь?

— Ой, Вилли… — только и сказала она.

Она вообще говорила мало, только смотрела, смотрела на него с непроходящим изумлением, с восторгом и обожанием, даже после того, как усталая и довольная лежала рядом с ним в сумерках занимающегося утра, она молчала… впрочем, о чем ей было говорить?

Сильнее всех своих детских недругов Вильфред ненавидел ее, красавицу Эльзу, самую восхитительную, самую желанную. Самую недоступную. Нет, она никогда не мучила его, она его просто не замечала… Ох, как же она мучила его!

Она снилась ему, она преследовала его в фантазиях, один только звук ее голоса приводил его в трепет. Теперь Вильфред вспоминал все это, и ему оставалось только удивляться. Как же меняется все… С возрастом? Или с опытом? Что такое он видел в этой глуповатой, полногрудой девке? Какое волшебство?

Она жаловалась на скуку, на то, как надоел ей этот мерзкий городишко, она, наверное, надеялась, что Вилли возьмет ее с собой. Может быть даже женится.

Вильфред смеялся про себя, поглаживая пухлую белую грудь прижавшейся к нему женщины. И было ему хорошо! Было ему безумно хорошо!

— Уже утро, Вилли, — нежно проворковала Эльза, потерлась мягкой щекой о его уже наметившуюся щетину, — Мне надо уходить, милый… Работа… Я скоро вернусь. Ты… дождешься?

— Задерни шторы… — попросил он лениво, — Солнце…

И она как ветерок соскользнула с постели, сдвинула плотно тяжелые гардины. Она была готова выполнить любое его желание. Молниеносно.

Вильфред не собирался дожидаться ее. К чему?

…А дома не изменилось ничего, разве что в отсутствии мамы отец завел себе… экономку.

Экономка, так экономка. Вильфреду было все равно, он не собирался вмешиваться в жизнь отца и устанавливать свои порядки. Он вообще намеревался видеться с ним как можно реже.

После смерти мамы он не писал домой, и отец, конечно, не мог знать, что с ним и как он живет. Сначала он пытался роптать — довольно вяло, впрочем но на Вилли это не возымело действия, и отец смирился. Может быть даже с облегчением — Вилли был уверен, что с облегчением.

Тот первый визит в родные пенаты закончился очень быстро. Вильфред прожил дома два дня, потом собрался и уехал в Берлин.

Противно стало, и тоскливо невыносимо.

Не мог он ходить по этим улицам, не мог смотреть на клумбу и зеленый забор, заменявшие вид из окна его комнаты, не мог видеть пыльные пожелтевшие и растрескавшиеся самолеты и корабли, расставленные по шкафам, не мог спать на своей старой скрипучей кровати — и на мягкой перине Эльзы тоже не мог.

Утром третьего дня он собрался и уехал, никому ничего не объясняя и не обещая ничего.

Приехал только теперь — перед отправкой в Румынию, и сам толком не знал, зачем.

Нет, у него не было никакого предчувствия, никаких мыслей, о том, что должен увидеть… коснуться… навестить… потому что может быть, в последний раз… Он не собирался умирать. Просто перед поездкой всем дали отпуск, и все — ну, почти все — разъехались по домам.

И он тоже поехал.

Барбара просила его остаться в Берлине, провести последние дни перед долгой разлукой, с ней, но, честно, говоря, общество милой девушки было не так уж увлекательно для Вильфреда, чтобы находиться с ней целыми днями. Раз, два, ну, может быть, три в неделю, по вечерам, чтобы только вкусно покушать (готовила Барбара великолепно) и в койку, а потом сказать «дела, дела!» и исчезнуть. Не больше. Иначе просто с ума сойдешь от скуки.

И он сказал, что ему нужно повидать отца. Просто необходимо! А она, конечно, отпустила его, потому что сама обожала мамочку с папочкой и вообще считала, что родителей надо чтить.

…Экономка отца готовила потрясающе вкусно, должно быть намеренно старалась угодить Вильфреду, добиться от него расположения и благожелательности к своей особе.

— Что-нибудь еще, Вилли?.. Достаточно ли мяса?.. Может быть еще кусок пирога?..

Она была совсем не похожа на маму.

Она была очень похожа на одну из любовниц отца, ту, которую Вильфреду довелось увидеть однажды — на фрау Маргарет. Такая же полная, цветущая, розовощекая. Интересно, если папочку тянет на таких — почему он женился на маме? На худенькой, маленькой, всегда бледной и как будто даже прозрачной?

Почему? Какое печальное событие связало их — столь разных? Ведь они никогда не любили друг друга! Не любили… однако жили вместе много лет и даже почти не ссорились. У мамы был Вилли, а у папы были разнообразные фрау. Их интересы ни в чем не пересекались, наверное потому у них и не было поводов для ссор.

«Давай уйдем от него, мама! — плакал маленький Вилли, — Давай переедем в другой город, пожалуйста!»

Но мама только пожимала плечами.

«Нам не на что будет жить, Вильфред», — говорила она.