Книга Хранитель - Сара Ланган

В прошлом декабре под руководством Пола прошел митинг протеста. В своей статье он говорил, что, если соберется много людей, компания будет вынуждена продлить работу фабрики хотя бы на год, а у Бедфорда появится время для развития новой индустрии. Туризма, например.

В день митинга начальник Джорджии заболел, и она работала за него, наблюдая из окна за происходящим. Движение должно было начаться вечером с середины Мэйн-стрит. Оттуда — полмили вниз по дороге, к фабрике. Местное телевидение согласилось сделать репортаж, и ходили слухи, что «Бостон глоуб» уступил Полу целую воскресную деловую колонку для написания отзыва.

К назначенному времени подъехали сотрудники «Кей-Эй ТВ» и установили камеры напротив «Чоп Моп Шопа». На митинг собралось около трехсот человек. В основном явились из Корпуса Кристи — работники фабрики и больницы, отпросившиеся по разным причинам. Все пришли в парадных нарядах. Даже Джорджия надела широкие брюки и блузку — на случай, если митинг развернется в полную силу, и она сможет закрыть магазин и присоединиться к остальным.

Пол не показывался. Через два часа на площади осталось человек пять, не больше. Телевизионщики погрузили оборудование в мини-вэн и уехали. Джорджия была разочарована в Поле, но еще сильнее — в самом Бедфорде. Горожане могли выступить самостоятельно, без предводительства! Вместо этого они побросали транспаранты «Спасем фабрику» в мусорные контейнеры и отправились по домам смотреть повторы программ по кабельному телевидению, как в обычный выходной день.

В конце концов Пол приехал. Остановившись посреди улицы, он вылез из машины и, спотыкаясь, пошел в сторону фабрики. Джорджия наблюдала из окна за его одиночным парадом. Пол смотрел по сторонам в поисках людей, давно покинувших место сбора. Может быть, он не знал, что опоздал на пять часов? Видимо, решил немного выпить для храбрости, затем это «немного» превратилось в целую бутылку, и сейчас он не мог понять, опоздал или, наоборот, пришел рано.

Несколько человек сидели на скамейках и молча наблюдали за ним. Немного погодя Бернард Макмуллен, чья семья три поколения трудилась на фабрике, бросил камень, пролетевший рядом с головой Пола. Тот повернулся, словно ему что-то прошептали в ухо. Бернард приготовил второй булыжник, тогда Джорджия отворила дверь магазина и закричала:

— Пол, убирайся отсюда! Ты все пропустил!

Он ее узнал, и его лицо страшно исказилось. Никогда в жизни Джорджия не видела, чтобы человеку было так стыдно. Она хотела сказать ему что-нибудь ободряющее, но вместо этого хлопнула дверью.

Спустя некоторое время руководство компании «Клотт» объявило о закрытии фабрики. Никто уже не писал статей и не устраивал митингов. Люди доверяли Полу, а он опозорил их, выставил на посмешище. «Кей-Эй ТВ» создало видеоролик о пустой Мэйн-стрит под названием «Марш протеста, на который никто не пришел». Хотя, с другой стороны, горожане, как и Пол, знали, что митинги ничего не изменят.

Таким образом, когда в прошлом месяце фабрика окончательно закрылась, никто не удивился. Отец Джорджии и еще трое руководителей продолжали получать зарплату от компании. Два раза в неделю они руководили разделом имущества, нанимали людей для уборки цехов, вывоза оставшихся химикатов и продажи оборудования. По утрам ее отец сидел в халате перед телевизором. Несмотря на то что ему было уже семьдесят, только в последний месяц на его лице появились признаки старости.

Джорджия ехала по шоссе. Кто-то сказал ей однажды, что, когда рубишь деревья в полной тишине, можно услышать их крик. В десяти милях к северу от Бедфорда пустовали целые полосы земли. На месте деревьев остались только сухие ветки, сгнившие корни и пеньки, при виде которых представляешь себе истерический грозный вой круглой пилы. Несколько лет назад, в бегах от постоянно плакавшего ребенка, Джорджия запрыгивала в машину и ехала куда глаза глядят. Тогда она и наткнулась на это «кладбище» деревьев. Гуляя по нему, она осторожно дотрагивалась до пней, разглядывала годовые кольца, но не услышала ни звука.

Она свернула с дороги. Проезжая через Мессаланскую реку, Джорджия поняла, что совсем забыла о бедах минувшего дня. Она сосредоточилась на чувстве комфорта, которое внушал ей этот город. В машине было тепло, за окном лил дождь, и она сидела за рулем, как в уютном коконе.

Вскоре Джорджия оказалась на подъездной аллее к дому, в полумиле от Мэйн-стрит, и припарковалась рядом с католической церковью.

— Ты дома? — услышала она голос отца, войдя в дом.

— Уже иду.

Джорджия зашла в его кабинет. Сидя за письменным столом, отец курил вишневую сигару и раскладывал пасьянс.

Она знала очень мало людей, кто был шире нее по телосложению, и Эд О’Брайен был одним из них. Даже сейчас, когда его кости с возрастом усохли, поставь ее рядом с отцом на улице, Джорджия не смогла бы определить, где чья тень.

— Все путем? — спросил он спокойным голосом. Другого у него не было.

— Нормально, — вздохнув, ответила Джорджия. — В порядке. Девять швов, но жить будет.

Эд с облегчением опустил плечи.

— Это хорошо. Но надо было вздуть его как следует.

— Не смешно!

— Джорджи, дорогая, — сказал отец с улыбкой. — Ну конечно, нет. Ты, кстати, ужинала?

— Ну… так.

— У меня остался чесночный стейк.

Джорджия подвинула стул и села рядом с ним.

— Подгорелый снаружи, с кровью — внутри?

— Так точно! Прямо как ты любишь. Устала?

— Да, но я должна поехать обратно, отвезти Мэтью вещи.

— Тебе лучше отдохнуть, а то глазки в кучку. Забавно смотрится.

— Думаешь, я слабая, да?

Отец посмотрел на нее с притворным ужасом и кивнул.

— Знаешь, я тоже себя такой считаю, — печально признала Джорджия.

— Ты хорошо спала?

— Нет, сплошные кошмары.

— Что, опять эта Мэрли? У меня то же самое. Дура набитая. Может быть, однажды она пойдет гулять и забудет дорогу домой, а? Корпус Кристи будет очень рад ей.

Джорджия рассмеялась.

— Да уж, стоит над этим поработать. Пап, я не знаю, во сколько приеду, так что не жди меня, ложись спать.

Она собралась уходить, но отец жестом попросил ее задержаться.

— У меня есть новости, — начал он. — Рано или поздно ты все равно узнаешь.

— О чем?

— Сегодняшняя конференц-связь. Они сообщили, что перемещение закончено. Два месяца уделялось руководству, один — всем остальным.

Отец говорил ровно, с каменным лицом. Если бы Джорджия не была его дочерью и не жила с ним столько лет, она даже не поняла бы, как сложно ему принять сложившееся положение. Она тяжело вздохнула.

— Ты уволен?..

Он не ответил, и Джорджия поняла, что переступила грань между отцом и дочерью и вынуждена признать его поражение. На секунду женщина разозлилась на отца за то, что тот не чувствовал времени и был уже не молод, когда она родилась.