Книга Мы пришли с миром... - Виталий Забирко

К упоминанию «мусора» милиционер отнесся на удивление индифферентно.

— Петр Иванович Сидоров, старший оперуполномоченный центрального городского райотдела, — представился он, достал удостоверение и предъявил. — А вы — Денис Павлович Егоршин?

— Да, Егоршин. Что тебе надо?

— Для начала — чтобы вы перешли «на вы», Я все-таки при исполнении.

Я поморщился и окинул его оценивающим взглядом. Странный какой-то милиционер, вежливый не в меру. Таких не бывает.

— Зато я не при исполнении, к тому же у себя дома. И мне твое исполнение до лампочки. Или у тебя имеется ордер?

— А что, есть причины для ордера? — удивился Петр Иванович. — Нет, ордера нет. Хотел задать несколько вопросов, касающихся одного лица, с которым вам довелось встречаться. Но если вы не хотите впускать, тогда вызову в райотдел по повестке.

Он развернулся, чтобы уйти.

Приходить по повестке я не желал. Отделение милиции не то заведение, куда ходишь с охотой. Часа три как минимум придется потратить.

— Ладно, заходи... — буркнул я, снял цепочку и открыл дверь.

Однако старший оперуполномоченный тоже проявил норов.

— Либо «на вы», — сказал он, — либо в мой кабинет по повестке и там уж точно «на вы».

— Хорошо. Заходи... т-те...

Он вошел, снял полушубок, шапку, повесил на вешалку и прошел в комнату, куда я пригласил его жестом, избегая обращаться «на вы».

— Прошу, — указал ему кресло, а сам сел на тахту. — Чем обязан?

Прежде чем ответить, Петр Иванович осмотрелся, иронично поджал губы, но ничего по поводу моего жилья не сказал. А что можно сказать? Весьма непрезентабельная обстановка.

— Вы ведь кукольный мастер? — спросил он, проигнорировав мой вопрос.

— Я — безработный.

— Ну-ну, зачем же так? — покачал головой Петр Иванович. — Хотя кукольного театра уже нет, но вы по-прежнему мастерите кукол и продаете их. Не правда ли?

Я нахмурился. Разговор начинал приобретать неприятную направленность. Но разве с милицией можно когда-нибудь говорить на приятные темы?

— Согласно постановлению городской Думы с творческих работников: художников, скульпторов, мастеров ремесленных искусств — налог не берется. Также нам бесплатно предоставлено место для выставки-продажи своих произведений в сквере Пушкина. Неужели что-то изменилось?

— Нет-нет, что вы, — пошел на попятную Петр Иванович. — Все по-прежнему в силе... Я просто уточнял род вашей деятельности.

— Зачем?

Он опять проигнорировал вопрос. Обучают их, что ли, не слышать вопросы?

— Вам знаком этот человек? — сказал он, доставая из кармана фотографию.

— Нет, — ответил я, даже не взглянув.

Петр Иванович понимающе усмехнулся.

— А по нашим данным, именно ему вы три дня назад продали куклу Буратино.

Пришлось посмотреть на фотографию. На снимке, сделанном в морге, было запечатлено тело обнаженного человека среднего возраста с ярко выраженными трупными пятнами на теле.

— Никогда его не видел, — повторился я.

— Полноте, Денис Павлович, в кармане пальто этого человека найдена кукла вашего изготовления.

— Мой покупатель был в темных очках, а лицо так закутано шарфом, что наружу торчал только нос. А вы мне показываете голый труп.

Петр Иванович кивнул и достал следующую фотографию.

— Этот?

Вторая фотография была точь-в-точь, как в газете «Город». Вероятно, следователь и предложил ее опубликовать, преследуя какие-то свои цели. Скорее всего, и статейка в газете была инспирирована следственными органами: смерть бомжа — рядовой случай, чтобы о нем писать.

— Похож, но не он.

— Точно? — удивился Петр Иванович.

— Абсолютно.

— Почему вы так уверены? Именно у этого человека мы обнаружили в кармане вашу куклу.

— Несмотря на все это, — я мстительно обвел рукой обстановку в комнате, — газетки иногда почитываю и знаю, что на фотографии труп человека, умершего задолго до того, как я продал свою куклу. А я атеист и не верю в жизнь после смерти. Неужели в милиции думают иначе? Тогда труп надо спрыснуть святой водичкой, чтобы не шастал по городу и не тревожил умы оперуполномоченных.

— Ершистый вы, однако, человек, — заметил Петр Иванович.

— Какой есть, — отрезал я. — Не люблю, когда ценя беспокоят по пустякам.

— Кстати, — он спрятал фотографии в карман, — кроме вашей куклы при трупе было обнаружено четыре тысячи двести долларов сотенными купюрами. Сколько вам заплатил покупатель?

— Сколько бы ни заплатил, все мои. Я делаю своих кукол и продаю абсолютно на законных основаниях.

— По имеющимся у нас данным, вы получили за готовую куклу триста долларов и еще пятьсот как задаток за следующую куклу. Не многовато ли?

— Некоторые за пасхальные яйца платят по двадцать миллионов, и никто не удивляется.

— Так то ж Фаберже! Ювелирных дел мастер. Звучит!

— А я — Егоршин. Кукольных дел мастер. Не звучит?

Петр Иванович неопределенно покрутил головой.

— Или что — доллары фальшивые?

— Нет, не фальшивые. Но есть версия, что они похищены из пункта обмена валюты. Придется деньги сдать — увы, такова процедура следствия. Я напишу расписку.

— Что?

От подобной наглости у меня перехватило горло, и я закашлялся.

— По окончании следствия деньги вам вернут.

— Ну дела! — Я делано расхохотался. — Рэкетиры не трогают, а родная милиция готова ободрать как липку! Если бы у меня что-то и осталось, то сдал бы только по постановлению прокурора, понятно?!

— Куда же вы их потратили?

— Долги отдал! Еду купил.

— Еду... — иронично усмехнулся оперуполномоченный. — На все?

Я хотел отрезать: «Не ваше дело!», но вспомнил, что твердо решил не обращаться к нему «на вы».

— Нет, не на все. Еще и занимать пришлось.

— Так-так... Это называется воспрепятствованием следствию. Не боитесь, что мы можем создать вам невыносимые условия существования?

— Боюсь?! — Наглое заявление окончательно взбесило меня. — Я свое отбоялся. А потом, — здесь я снова обвел рукой комнату, — куда уж невыносимее?!

Словно в подтверждение моих слов на лоджии что-то со стуком упало с верстака и как бы покатилось по полу. Очень похожий звук, но я догадался, что это дробный стук деревянных башмачков быстро бегущего Буратино.