Книга Охранитель - Андрей Мартьянов

* * *

Михаил Овернский руководствовался старинной мудростью — на ловца и зверь бежит, — а потому не торопил. В Авиньон и верховному инквизитору королевства, епископу-провинциалу Тюренну де Мэну, ушли стандартные отписки: прилагаем все усилия, трудимся не покладая рук et cetera.

До середины апреля можно было не беспокоиться. Пока гонец доберется, пока в курии и генеральном капитуле доминиканцев ознакомятся с сообщениями, пока ответят — неповоротливая бюрократическая машина Святой Церкви до времени работала на его преподобие.

Рауль между тем обживался и знакомился.

Как и во всех небольших городах важные персоны были у всех на виду и становились предметами непрекращающихся сплетен. Взять к примеру архидиакона и викария диоцезии Арраса Гонилона из Корбея — брат Михаил недаром упомянул об эпикурейских пристрастиях его преосвященства, вызывавших у распущенного дворянства добродушные хохотки и приводивших в ужас набожных горожанок.

Надобно отметить, что здешняя епархия до 1094 года была предметом затянувшегося спора между высшими прелатами Франции и Священной Римской империи — речь шла о немалых бенефициях и пребендах[7]с богатого пограничного графства. Кроме того, граф Фландрии и его величество король Французский совершенно не желали вмешательства в их дела немецкого епископа Камбрайского, претендовавшего на диоцез.

Компромисс был достигнут: Аррас с той поры формально епископатом не считался, возглавлял его архидиакон не подчинявшийся кафедрам в Амьене и Камбрэ, а князя-епископа последнего утешили, отдав в ведение несколько сельских приходов по эту сторону границы. Вроде бы все остались довольны.

Даже не владея епископскими митрой и посохом (но сохраняя титулование «преосвященство»), архидиаконы при желании могли широко развернуться: вся судебная и церковная власти вкупе с церковными доходами в полной мере принадлежали им. А уж как властью пользоваться — иной вопрос.

Преосвященный Гонилон родился не в ту эпоху и не в той стране. Ему куда более подошли бы золотые годы принципата в Риме и холмы Италии — с белоснежными кудрявыми барашками и прелестными девами собирающими цветы средь виноградных лоз и стройных кипарисов.

Увы, но барашки в Артуа встречались в основном серые и коричневые, с засохшими вокруг anus фекалиями, пасущие их мосластые крестьянки пленительной внешностью ни разу не отличались, а то и вовсе были уродинами с изъеденными оспой фламандскими лошадиными мордами. Виноград рос плохо, а кипарисы и вовсе напрочь отсутствовали — северная природа отдавала предпочтение сосне, дубам и березам. Какая невыразимая пошлость!

Гонилону Корбейскому, человеку с тонко чувствующей душой, всё это было противно. Так противно — сил нет. Единственный разумный выход — изменить грубую реальность в угоду своим вкусам и желаниям.

Вот и отстроился на месте старой деревянной резиденции епископов трехсотлетней давности изящный замок из светлого песчаника, знающим людям сильно напоминающий многократно уменьшенную копию папского дворца в Авиньоне. Подвалы оного заполнились бочками с великолепным вином, помещения отделывали нарочно выписанные из Ломбардии мастера, домовую церковь расписывал не кто иной как Руггер ван Майсс из Нейменгена, мебель доставили из Генуи, а ткани из самой Александрии.

Дабы не забывать о духовном, архидиакон повелел возвести рядом корпуса цистерцианской женской обители, населенной монахинями и конверсами чающими спасения души и жизни вечной. Стоит ли упоминать о том, кто их исповедовал?

Сколько на эти роскошества было потрачено никто не интересовался — зачем? Наоборот, люди остались довольны: стараниями Гонилона сильно запущенная после смерти графини Маго столица Артуа облагообразилась — его светлость Филипп предпочитал держать двор в других своих владениях, лишь изредка наезжая в Аррас. Этой зимой он остановился во Франш-Конте, оставив северные владения в ведении сенешаля и прево.

Разумеется, за отсутствием Филиппа Руврского центр светской жизни переместился во дворец архидиакона. Старый замок короны, заложенный еще при государе Людовике Святом был огромен, холоден и мрачен, подходя только для одной цели: защитить город от англичан, буде те появятся. Занятый неприятелем Кале неподалеку, и об этом стоит помнить.

Раулю преосвященный понравился: еще не одряхлевший мужчина приятной внешности, с вьющимися каштановыми волосами по краям тонзуры, обходительный и получивший куртуазное воспитание. Безусловный весельчак и жизнелюб, волею судьбы очутившийся на пастырской стезе — младшие сыновья известных дворянских родов обычно шли по духовной линии и частенько добивались впечатляющих успехов. Папой Римским, конечно, становился далеко не каждый, но возможность просковозить в архиепископы, а то и в кардиналы была вполне реальной.

Гонилона, однако, архидиаконство вполне устраивало — в Аррасе он Caesar et Pontifex, а кем станет в Париже или Авиньоне? Одним из многих? Покорнейше благодарим. Ради сохранения статуса можно пожертвовать барашками и кипарисами.

— Как же, как же, — ворковал преосвященный, сложив пухлые ладошки над внушительной утробой. На пальцах сияли всеми цветами радуги перстни с разноцветными камнями изумительной огранки. — Его преподобие Михаил Овернский столько о вас рассказывал!

«Ага, ври, — подумал Рауль, выкраивая на лице самую учтивую улыбку, на какую был способен. — Михаил только посоветовал принять меня, шепнув два слова после воскресной мессы в кафедрале!»

У архидиакона случился приступ красноречия — как человек во многом прекраснодушный, он не упустил возможности наговорить уйму любезностей, вперемешку с собственными умозаключениями, имевшими к реальности самое косвенное отношение. Чего стоила его сентенция о «...столь молодом человеке, по своей свободной воле избравшем поприще в отдаленном от соблазнов больших городов уединенном уголке».

Вот как? Да ни один человек в здравом уме и трезвой памяти не выберет этот уединенный медвежий уголок, приведись такая возможность! Особенно после блистательного Парижа, многоученого Нарбонна и утонченной Флоренции!

Архидиакон на самом деле простоват, или искусно прикидывается? Наверняка прикидывается — персоны ангелического характера на таких должностях не задерживаются, тут необходима железная хватка, немалая воля и еще бóльшая хитрость.

Пока его преосвященство неиссякаемым потоком изливал тягучий елей, Рауль приглядывался к обстановке. Ливанский кедр, парча и серебро не заинтересовали, лишь напомнив о бренности мирских богатств. По сравнению с некоторыми палаццо Авиньона дворец выглядел если не хлевом, то размалеванной хижиной — размах не тот, и вкус хозяину иногда изменяет.

Куда более привлекают незначимые на первый взгляд детали.

Обязательных для благородного сословия собак в доме нет, кошек тоже не видно. Зато в кабинете шныряют сразу полдюжины фуро, белых хорьков, сперва принятых Раулем за прирученных горностаев. Фуро успешно истребляют крыс, но его преосвященство большой оригинал: этих зверьков традиционно привечают дамы и девицы, мужчинам их держать не то, чтобы неприлично, но как-то не совсем принято.