Книга Конан и воин из пророчества - Дуглас Брайан

Солнце встало, и ребенок проснулся. Он не стал плакать, лишь широко раскрыл темные глаза и уставился на Шлоку.

— Я забрал тебя у матери, я отобрал тебя у смерти, — прошептал Шлока. — Осталось лишь выпросить тебя у твоего отца…

Он прижал ребенка к груди так, чтобы тот видел солнце, и двинулся дальше.

Крепость сверкала при ярком свете. Ворота ее стояли открытыми, стража виднелась у входа и в башнях над воротами. А перед самой крепостью лепилось множество глинобитных строений, и там кипела, выплеснувшись из тесных хижин наружу, обычная жизнь.

Зрелище это ласкало глаз. После ночной битвы, после молний и громов, после предсмертных криков, разносившихся по всему ущелью и многократно умноженных эхом, радостные вопли играющих детей, женская болтовня, негодующие возгласы торговцев и покупателей — все это звучало музыкой в ушах Шлоки.

Медленно проехал он между людей, ноздри его расширились, когда он втянул мирный запах очажного дыма… И везде человеческие лица — спокойные, ничем не искаженные, как будто не знающие тревог. Везде дружелюбные взгляды, а вон та девочка, кажется, показала на него пальцем и прыснула: воин без оружия, с каким-то свертком в руках — должно быть, очень малышке стало смешно…

Шлока закрыл глаза, чтобы слабость не одолела его. Предстоял еще один разговор — с раджой Авениром. Разговор тяжелый. Авенир наверняка уже знает о случившемся — дурные вести летят на таких крыльях, что Обгоняют даже самых стремительных гонцов.

Широкие ворота Патампура поглотили путника и выплюнули его по другую сторону стены, всунули в тесную улочку. На каменных стенах висели ковры; какой-то парень, забравшись на лесенку, возил щеткой по роскошному ворсу, вычищая грязь и пыль. Чуть дальше начинались лавчонки с выставленными на улицу прилавками. Не глядя на торговцев, не слушая их голоса — при приближении льстивые и зазывающие, при удалении же — гневные и проклинающие, Шлока неспешно двигался по улице.

Навстречу ему топал смуглый юнец, за ним — ослик. На спине обманчиво-кроткого животного крепился сильно накрененный и чудом не падающий лоток со всякой снедью. Шлока едва разминулся с ним. Лоток накренился еще сильнее, одна лепешка упала на землю и была тотчас съедена ослом. Юнец завопил, вцепился в морду своего животного в попытке раскрыть его пасть, но осел не разжимал зубов, а лепешка стремительно втягивалась внутрь. Чудная картина! Был бы мальчик, спавший на руках у Шлоки, постарше — он бы рассмеялся; но младенец мирно сопел и ничего не видел.

Неширокая площадь была полна народу; везде шла бойкая торговля. Без труда пробравшись сквозь толпу, Шлока добрался наконец до дворца раджи Авенира и там, спрятав ребенка под полой халата, начал подниматься по лестнице.

Теперь его окружала тишина. Прохлада, как друг, обнимала его за плечи, ее прикосновения были особенно приятны после обжигающей жары, что царила на площади. Глаза отдыхали в полутьме после разъедающей яркости отраженного белыми камнями солнца.

Раджа Авенир сидел у низкого столика на стопке ковров, бережно перелистывал тонкими пальцами древний фолиант. Эти листы, исписанные давно умершими писцами, украшенные многоцветными миниатюрами и содержащие в себе сокровища мудрости, несомненно, несли исцеление для настрадавшейся души. Даже просто погладить их кончиками пальцев — и то было утешительно.

Вторым человеком в комнате был звездочет по имени Саниязи. С ним-то и встретился взглядом Шлока, когда вошел.

Мудрец тотчас перевел взор на кувшины, стоявшие в нишах, на ларцы, стоявшие под нишами на полу. Он смотрел куда угодно, только не на звездочета.

С этим Саниязи у Шлоки с давних времен установилась — не вражда, разумеется, но неприязнь. Звездочет и мудрец крепко недолюбливали друг друга. И тому имелись причины: несколько раз Шлока уличал Саниязи в мошенничестве.

Разумеется, тот разбирался в звездах. Умел высчитывать их местоположение и трактовал, как умел. Но при этом Саниязи утверждал, что получает сообщения от духов, обитающих среди звезд, и требовал, чтобы этим сообщениям безоговорочно доверяли.

— Ты ведь не жрец, — говорил ему Шлока. — Как ты можешь настаивать на своей правоте? Боги не разговаривают с тобой! Не вводи повелителя в заблуждение, это опасная игра. Опасная не только для тебя — твоя жизнь, в конце концов, немногого стоит! — но для раджи и всех нас.

Темнея лицом, Саниязи шипел:

— Просто ты завидуешь мне, Шлока.

— Было бы чему завидовать! — смеялся Шлока. — Я свободный человек. Даже если завтра я заслужу немилость раджи, я все равно останусь самим собой, и у меня будут моя свобода, мои мысли, мои джунгли, моя лошадь… — А большего мне и не требуется. Но что останется от тебя, Саниязи, если вынуть тебя из твоего парчового халата?

Тот хмурился и — Шлока ясно видел это — мысленно клялся устроить своему противнику тяжелую жизнь.

Не поворачиваясь к вошедшему, раджа Авенир произнес:

— Говори.

Шлока хранил молчание. Ни одно слово, самое требовательное и резкое, не выразило бы его желания более определенно, нежели это молчание. Никто не двигался с места, но Шлока, несмотря на приказание раджи, продолжал безмолвствовать. И тогда звездочет встал и, отчетливо печатая шаги, покинул комнату.

Раджа медленно повернул голову и глянул на неподвижного Шлоку.

— Ты обидел преданного мне человека, Шлока. Теперь ты можешь наконец говорить? Я слушаю тебя.

Шлока не опустил взора:

— Досточтимый раджа, твои враги напали на караван, который вез к тебе твою будущую жену…

— Знаю! — оборвал раджа Авенир. — Знаю! Та, которую я должен был объявить перед всеми возлюбленной супругой, матерью наследника, — погибла, и вместе с нею… вместе с нею…

Его лицо почернело от горя, темные круги залегли под глазами, глубокие скорбные складки протянулись вдоль рта.

— Мне уже сообщили, что все убиты! — Словно поднимая неимоверную тяжесть, выговорил он эти слова. — Все убиты, все… И моя жена, и мой сын…

Раджа замолчал, боясь, что голос его оборвется.

И тогда Шлока еле слышно проговорил:

— Мне удалось спасти его…

Вихрем раджа вскочил на ноги, но не к Шлоке бросился он, а прочь от него, к стене, как будто увидел нечто, насмерть его перепугавшее. Холодное дыхание судьбы обожгло лицо Авенира. Как может мудрец оставаться таким спокойным, таким бесчувственным? Он, оказавшийся в самом центре страшной бури, он, предвидевший грозу и переживший ее…

Одна только мысль о близости богов, о свершении великой судьбы страшила робкого книгочея Авенира. Он отшатнулся от Шлоки, как от самого страшного своего врага, прижался спиной к каменной стене, чувствуя лопатками надежную опору, тяжело задышал.

— Ты его спас? Ты спас моего сына, Шлока? Но как тебе удалось это?

— Тише.

Медленно, очень медленно Шлока приблизился к владыке и, откинув полу халата, показал ему спящего мальчика. Не веря глазам, раджа протянул к младенцу руки, взял его, прижал к груди. Мальчик вздохнул во сне. Наклонив лицо, отец вдохнул чистый запах его кожи. Темные волоски на темечке слиплись от пота, но и от них пахло молоком.