Книга Властный зов страсти - Моника Маккарти

– Это уж совсем несправедливо. Я думала, что такой запах идет к его рубашкам.

– Да, это верно, – согласилась Джилли, и в голосе ее зазвенело веселье. – Они также славно пахли, как одежда какой-нибудь гулящей девицы.

Еще бы! Не зря же Флора целый час мочила их в розовой воде…

– Я решила, что запах хорошо сочетается с вышивкой, – пояснила Флора, припоминая, что нашила крупные розовые цветки по всей длине его лучшей льняной рубашки.

– Возможно, так бы и было, если бы ты не зашила наглухо рукав, – хмыкнула Джилли.

– А еще ты слишком коротко подрубила кайму на его штанах, – добавила Мэри.

Не говоря уже о крапиве, которую Флора втерла в шерсть его пледа. Стоило потрудиться, чтобы слышать, как Лахлан рычит, выбирая колкие листья из ткани.

Но он по-прежнему оставался раздражающе спокойным, и это ее бесило. Что бы Флора ни делала, горец проявлял чрезвычайное терпение и стальную выдержку, будто потешался над ней.

Тем не менее никогда за долгие годы Флора так не развлекалась, хотя практика у нее была солидная. Уже будучи девочкой, она поняла, какое место ей уготовано в жизни, и это вызвало в ней протест и желание бунтовать с одобрения матери. А когда она оказалась при дворе, разочарованные поклонники с их безобидными промахами стали множиться против ее воли. Неприятности сами находили ее. К сожалению, репутация проказницы не отталкивала от Флоры толпу поклонников – с ее состоянием и связями они готовы были принять ее, даже если бы у нее на голове выросли рога.

Теперь Флора собиралась убедиться, что Лахлан Маклейн не лелеет намерения жениться на ней.

Мэри покачала головой:

– Мой брат по-особому относится к своему оружию.

– В таком случае он будет рад видеть его начищенным до блеска, – решила Флора.

– Он разгневается, – предупредила Мэри. – К тому же у него для этого есть оруженосцы.

– Но прежде он ни разу не разгневался.

Мэри нахмурилась:

– Да, он проявил удивительное понимание.

– Возможно, его гложет чувство вины, – предположила Флора.

Джилли рассмеялась:

– Сомневаюсь. Лахлан точно знает, что делает. Когда он принимает решение, то не колеблется и не поворачивает вспять. – В ее голосе звучало подлинное восхищение.

– Не можешь же ты считать, что он был вправе похитить меня? – обиделась Флора.

Джилли вспыхнула.

– Нет, но… – Она в расстройстве сжала руки. – У брата на все свои резоны.

Тут Флора решила оставить опасную тему: она не собиралась вбивать клин между Маклейнами и не стала бы делать этого, даже если бы кто-то надавил на нее. Девушки обожествляли брата, поклонялись ему и говорили о нем в почтительном тоне. То, что он был нежно привязан к сестрам и глубоко любил их, не вызывало сомнения, хотя ему было нелегко выражать свои чувства. Как и в случае с братьями Флоры, Лахлан пытался заменить сестрам отца, а они жаждали его любви и внимания.

Флора с трудом сглотнула. Она почти не знала Гектора, но Рори и Алекс вырастили ее вместе с дядей – графом Аргайлом, отцом нынешнего графа, – в замке Инверери и позже, когда она уже стала взрослой девушкой, частенько туда наезжали. Рори и Алекс были намного старше ее и старались заменить ей отца, которого она не знала. Оглядываясь назад, Флора понимала, что они делали то, что считали для нее лучшим, но тогда ее раздражала их категоричность, в то время как она хотела быть с ними на равных.

Увы, Мэри и Джилли ждало разочарование. Вызвать вождя Колла на проявление нежных чувств было все равно что пытаться выжать воду из камня. Но, как ни странно, Флора находила пленительной его мужскую ворчливую неуклюжую нежность к сестрам. Наблюдая, как он ведет себя с девушками, она открывала в нем новые стороны. Лахлан умел быть внимательным и понимающим, он выслушивал возбужденный девичий щебет с удивительным терпением.

Флора также часто ловила на себе его взгляд, когда он смотрел на нее с обескураживающим вниманием, и это одновременно и пугало, и возбуждало ее.

Попытавшись отрешиться от ненужных чувств, Флора улучила минутку, чтобы забрать из кладовой необходимое для своей затеи, потом повернулась к девушкам:

– Ну что, решено?

– Я пойду, – согласилась Джилли. Но Мэри было не так-то легко убедить.

– Ты уверена, что собираешься всего лишь смазать жиром его мечи?

– Да, – заверила ее Флора, предпочитая не упоминать, какого рода жир собиралась для этого использовать.

Мэри заколебалась.

– Вы можете даже не заходить туда, – сказала Флора. – Все, что от вас требуется, – это понаблюдать за Одином.[3]

Щеки Мэри окрасились нежным румянцем.

– Ты не должна его так называть. Его зовут Аллан. – Флора подняла бровь. Так вот в чем дело! Оказывается, Мэри питает нужные чувства к нему.

– Я знаю его имя, – сказала Флора. – Но тебе следует признать, что он похож на норвежского бога войны.

Она любила давать людям прозвища. Лэрда она прозвала Тором из-за сурового выражения лица – так звали норвежского бога-громовержца.

– Флора права, Мэри, – сказала Джилли. – Аллан меня пугает.

– Ты его совсем не знаешь, – горячо вступилась за коменданта Мэри. – На самом деле он… милый.

Флора не смогла сдержать смеха.

– Смотри, чтобы твой брат не услышал: вряд ли ему понравится, что ты называешь милым одного из самых его отважных и свирепых воинов.

Мэри побледнела.

– Ты ему не скажешь…

– Не будь глупышкой. Я просто шучу… – Однако Флора все же почувствовала раскаяние, поэтому взяла руку Мэри и нежно пожала. – Почему бы тебе не остаться здесь? Джилли может понаблюдать за Алланом, а мы вернемся очень быстро.

Мэри покачала головой:

– Я пойду.

Флора улыбнулась:

– Хорошо. Тогда, леди, наш путь лежит в оружейную.

Лахлану не терпелось повоевать: даже часы, проведенные во дворе замка за упражнениями, не облегчали его состояния. Он чувствовал себя как лев в клетке и выглядел беспокойным и возбужденным.

Похищенная красавица пробыла здесь меньше недели, а уже успела перевернуть дом вверх дном. Она была прирожденной смутьянкой. Сначала горец был рад тому, что Флора проявила интерес к его дому, и счел это хорошим знаком, но то, что началось потом… Будь он проклят, если позволит проказнице получить удовлетворение, выведя его из себя. Лахлан потерял счет случаям, когда за несколько последних дней силой подавлял гнев, хотя его инстинкт бунтовал и требовал поставить пленницу на место.