Книга Ночная голубка - Рексанна Бекнел

— Так ли богат выбор, предоставляемый юным благородным леди? — ответила она вопросом на вопрос.

— Во всяком случае, быть хозяйкой своих владений — гораздо сложнее и интереснее, чем навеки заключить себя в этих стенах.

— Но я никогда не стала бы настоящей хозяйкой Оксвича! Мой муж получил бы титул лорда Оксвича, а я была бы лишь его женой, — воскликнула она с горечью.

— Ну да, ваш муж стал бы лордом Оксвичем, а как же иначе? Ведь управление таким поместьем, а также защита его и всех его обитателей под силу лишь мужчине. А вы, Джоанна, в качестве подруги и помощницы своего супруга пользовались бы всеобщим уважением и вели бы хозяйство по своему усмотрению.

— Вернее по усмотрению моего мужа, — поправила Джоанна, вспомнив, в каком страхе держал отец ее бедную мать. — Но я не хочу этого. Здесь есть все, в чем я нуждаюсь. Я никого не боюсь, с радостью выполняя свои обязанности и предаваясь молитвам. Я гуляю по окрестным лесам и болотам, когда мне этого хочется. И больше мне от жизни ничего не надо.

Резко повернувшись, она устремила взор на монастырские строения. Зачем этот человек появился здесь? Зачем стремится он нарушить тот хрупкий мир, который обрела здесь ее измученная, одинокая душа? Зачем, сам того не ведая, растравляет едва затянувшиеся раны?

Лорд Блэкстон, сделав шаг в сторону, встал перед девушкой и обратился к ней вкрадчивым голосом:

— Вы не должны страшиться замужества, леди Джоанна. Любой мужчина стал бы из кожи вон лезть, чтобы только угодить такой красавице, как вы. — Он окинул ее выразительным взором, и Джоанна почувствовала, что ее как будто окатило теплой волной. — Вам стоит лишь улыбнуться, и вы добьетесь от мужа всего, чего пожелаете. А за доброе словечко из ваших прекрасных уст он бы просто в лепешку расшибся!

Джоанна, не привыкшая к подобным речам, лишь широко раскрыла глаза. Сердце в ее груди бешено колотилось. Но разве подобает ему произносить подобные слова, а ей — слушать их? Что это еще за муж, о котором он говорит так восторженно, как барышник о лошади? Проглотив комок, она нервно произнесла:

— Все, чего я хочу, — это чтобы вы оставили меня в покое. Слова ваши…

— А как насчет детей? — перебил он. — Все женщины мечтают о материнстве. Неужели вы так легко отказываетесь от возможности стать матерью? Ведь, приняв постриг, вы навсегда лишите себя ее.

Джоанна гордо подняла подбородок, изо всех сил стараясь не выдать своих чувств. Много ли радости принесла эта жажда материнства ее собственной матери? Больше всего на свете она мечтала родить сына, но Господь не внял ее молитвам. И она терпела попреки и издевательства отца, пока не решилась наконец положить этому предел. И теперь, хотя при мысли о собственных детях сердце Джоанны и переполнялось нежной радостью, она запретила себе думать о подобной возможности. Ведь желать чего-то — пусть даже проводя дни и ночи в молитвах — еще не значит получить. Уж кто-кто, а она хорошо об этом знала.

Порывисто вздохнув, она посмотрела в его горящие нетерпением глаза и веско произнесла:

— Я отказываюсь от всего — от детей, от мужа, и в особенности — от замка Оксвич!

На мгновение во взоре лорда Блэкстона вспыхнула ярость, но, к чести для него, он быстро овладел собой и ответил ей спокойно и даже мягко:

— Вижу, что невольно взволновал и огорчил вас. Поверьте, я менее всего на свете желал этого. Однако мне непонятен ваш страх перед Оксвичем. Я не ошибся? Вы ведь и вправду испытываете страх перед вашим родовым замком? Но почему, позвольте узнать?

— Ничего подобного! — запальчиво ответила Джоанна, сознавая, насколько сквозящие в ее словах и жестах отчаяние и гнев невыгодно оттеняются его безупречным владением собой. — Я ничего и никого не боюсь! Просто… просто не хочу менять свое решение!

— Это более серьезный вопрос, чем вы думаете, леди Джоанна.

— Я все вам уже высказала.

— Вы объяснили ваши личные причины отказа от Оксвича. Я же хочу напомнить вам о вашем долге по отношению к нему и к Англии в целом. Вне зависимости от того, какие чувства вы испытываете к своему замку и принадлежащим вам землям, вы должны продолжить свой род.

— Мой род? — фыркнула она. — Какое мне дело до него? Пусть он прекратится на мне, кто-нибудь другой с превеликой радостью завладеет Оксвичем. А уж вас это, по-моему, и вовсе не касается. Какое вам дело до того, кто поселится в Оксвиче?

Он резко выпрямился и посмотрел на нее с нескрываемой враждебностью:

— Оксвич, как и прочие земли Йоркшира, всегда оказывал стойкое сопротивление бездарной политике короля Джона. Я не допущу, чтобы он попал в его руки.

— Вас не должно заботить, в чьи руки попадет Оксвич.

— Меня это очень даже заботит, поскольку мне, представьте, не безразлична судьба моей страны!

Джоанна с презрением уставилась на него, стараясь, чтобы голос ее звучал ровно, не выдавая охватившего ее гнева:

— Вы, стало быть, не любите короля и не хотите, чтобы Оксвич достался ему. Это ясно. Только почему при этом алчность свою вы пытаетесь выдать за патриотизм?

Глаза его сузились и потемнели от ярости. Но она не мигая выдержала этот взгляд. Сэр Райлан, овладев собой, заговорил ледяным тоном:

— Под каким бы предлогом вы, миледи, ни отказывались выполнить свой долг, но он призывает вас защитить Оксвич, как делал это покойный ваш родитель.

— Мой долг?! — воскликнула она голосом, полным отчаяния. — У меня один долг — перед Господом Богом! Оксвич будет процветать при любом другом владельце, и Англия как-нибудь без меня обойдется! — Грудь ее вздымалась, в глазах стояли слезы. — Кому достанется это проклятое место — вам или королю, — мне плевать! Я хочу только одного — чтобы оба вы отправились к дьяволу! И Оксвич прихватили бы с собой!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Лорд Блэкстон и его люди покинули обитель вскоре после полудня. Джоанна вновь уединилась в маленькой келье, чтобы помолиться в тишине. Но до слуха ее доносились ржание и топот лошадей, резкие звуки голосов, а временами — свист и хохот. Слова молитвы не шли ей на ум.

Итак, Райлан Кемп, принесший тревожные вести, навсегда покидал монастырь святой Терезы. Джоанна знала, что в памяти ее он останется надолго, если не навсегда. Много дней и ночей будет она грезить об этом человеке, вспоминая каждую минуту их недолгого знакомства. Вот и теперь мысли ее то и дело возвращались к их последнему разговору. Он говорил о ее долге перед Оксвичем. И перед жителями деревни. Но Джоанна чувствовала, что не может она быть в долгу ни перед мрачным родовым замком, ни перед крестьянами, которые, поди, и не узнали бы ее, если бы увидели. Им наверняка почти безразлично, кто станет хозяином их земель, — лишь бы он был надежным защитником своих владений и не слишком изнурял своих крестьян работой в поместье. Нет, она не изменила никакому долгу, решив остаться в монастыре. А кроме того, подумала она, становясь коленями на холодный каменный пол, она предпочла выполнить обязанность, которая была и будет самой главной для любого благочестивого человека, — обязанность быть хорошей христианкой.