Книга Вера и пламя - Джеймс Сваллоу

— Поосторожнее, — шутливо предупредил Ваун. — Поносишь мой родной мир! Мы остаемся — здесь нас ждет большой куш, Иг. Ты даже представить себе не можешь, насколько большой. С помощью моих, м-м-м, богатых друзей мы получим его и кое-что в придачу.

— Кое-что? — спросил Ринк. — Например?

— Например, месть, Ринк. Кровавую месть. — Глаза Вауна хищно сверкнули.

Игнис отвел взгляд. Он все еще играл со свечой, заставляя пламя менять форму.

— И кто твои друзья? Знатные выходцы из высшей касты болванов? На кой черт они нам сдались?

— Они могут дать то, что нам нужно, парень. Богатеи всегда желают стать еще богаче. Им неведомо, каково быть бедными и беспомощными, но они боятся познать это, что делает их предсказуемыми, словно откормленными на убой.

Юнец нахмурился.

— Мне не нравится, когда на меня смотрят. Словно видят мою метку. Каждый раз, когда я иду по улице, мне кажется, что разговаривающие по воксу люди сейчас закричат, вызывая ордос… «Придите и схватите этого колдунишку!» Я не хочу оставаться здесь. — Пламя свечи ярко горело, облизывая его пальцы, но Игнис, кажется, не замечал этого.

Ваун сделал длинную затяжку.

— А ты, Ринк? Тоже чем-то недоволен?

— Не люблю священников, — не спеша произнес здоровяк. — Они били меня, когда я был еще мальчишкой.

Лицо Вауна медленно растянулось в улыбке.

— Все мы — раненые птенцы, разве нет? Послушайте, парни, — на свете нет человека, который бы ненавидел Неву сильнее меня. Но у меня осталось одно незаконченное дельце, и с подачи сестер пресвятой Девы-мученицы, которые любезно доставили меня домой, я могу его закончить. — Он очертил сигаретой круг в воздухе. — Для начала нам нужно зажечь несколько огней в Нороке и устроить уважаемому диакону взбучку, которой он вполне заслуживает. А потом мы займемся нашей главной целью, — его губы скривились в улыбке. — И когда закончим, эта поганая планета будет полыхать синим пламенем.

При этих словах Игнис поднял голову.

— Я бы этого хотел.

— Потерпи, и все увидишь, — пообещал Ваун.

Тюрьма походила на памятник устрашению. На ее внешних стенах не было ни одного окна, только узкие прорези, через которые управляемые когитаторами автоганы следили за открытой площадью вокруг здания. Медные орудия начинали жужжать и пощелкивать, когда люди попадали в поле видимости, всегда готовые выпустить град пуль в беглецов или нарушителей.

Таковых, разумеется, никогда не было. Центральный район Норока являлся образцом благочестия и законопослушания, и если бы не активность менее дисциплинированных граждан других районов города, местным силовикам не оставалось бы ничего другого, как начищать силовые булавы да маршировать на парадах. Часть силы, что сдерживала население от нарушений, давали сами здания. Стоило лишь поднять голову и взглянуть на конусообразную конструкцию, всю поверхность которой покрывали рельефы с изображениями зверств.

Исправительное заведение являло собою миссионерское произведение искусства огромных масштабов. Каждый этаж украшали скульптуры представителей Императора: арбитров, космических десантников, инквизиторов, боевых сестер и многих других, убивавших и очищавших тех, кто нарушил имперские законы и учения. Наряду с заключенными, осужденными по большей части за изнасилования и детоубийство, попадались те, кого сажали за мелкие кражи, ложь и опоздание на работу. Каждый без исключения преступник показывал должное раскаяние в своей виновности, в полной мере испытывая на себе страдания от возложенного на него бремени воздаяния. Из установленных на самой вершине конусообразного здания громкоговорителей доносились суровые гимны и строгие проповеди, повествующие о природе преступлений. Все здание служило предостережением для тех, в чьи умы закрадывались мысли о преступлении.

Сестра Мирия направилась через площадь к тюрьме. Рядом шла Кассандра, а в двух шагах позади — госпитальерка Верити.

— Ее присутствие действительно необходимо, старшая сестра? — еле слышно спросила Кассандра.

— Лишняя пара глаз пригодится, — ответила Мирия, хотя это было слабым оправданием. Если бы ей требовался еще один наблюдатель, проще было бы взять с собой Изабель или Порцию. С появлением Верити у Мирии возникли внутренние противоречия, чувство долга перед Летой тяготило ее. В некотором роде она даже ощущала, что только госпитальерка может освободить ее от этого. «Моя собственная вина говорит во мне?» Старшая сестра прогнала эти мысли прочь. Верити хотела видеть человека, который помог Вауну убить сестру, и Мирия не видела причин отказывать ей.

У ворот их ждал силовик с шевронами ветеран-сержанта на служебной броне, который молча провел троих посетительниц через тюремные посты безопасности. Другие силовики отвлекались от своих дел, чтобы поглазеть на проходящих мимо сестер. В их взглядах не было ни почета, ни уважения: стражи порядка лишь издавали плохо скрываемые смешки, ухмылялись и перешептывались, посмеиваясь над женщинами, на глазах у всех упустивших пресловутого псайкера.

Кассандра скривила губы, и Мирия поняла, что та готова разразиться гневной репликой, но сдерживает себя. Старшая сестра покачала головой, заставив улечься мысли подруги. У них были более серьезные дела, нежели выслушивать мнения простых полицейских.

— Мы держим их изолированными, — сказал сержант силовиков. — С момента поступления к нам двое уже погибли.

— Как? — удивилась Верити.

Сержант иронично посмотрел на нее.

— От ран, полагаю. Упали с лестницы.

— Вы допрашивали их? — Мирия оглядела двери камер, когда они вошли в квадрант заключения.

— Ничего путного мы от них не узнали, — признался силовик. — В основном плачут о своих женах и детях, — скривился он. — Взрослые мужчины, некоторые даже мочились в штаны и кричали, как младенцы. Жалкое зрелище!

— Им известна цена, которую они заплатят за то, что отвернулись от блага Императора, — сказала Кассандра. — Ничего, кроме смерти.

Сержант кивнул.

— Хотите видеть их всех или кого-то конкретного? Ручаюсь, ничего путного вы не узнаете. — Он вручил Мирии веер перфокарт и подал знак другому солдату-силовику открыть тяжелую стальную дверь камеры допросов.

Она бегло просмотрела имена.

— Вот этот, — произнесла она через миг, постучав пальцем по потертой карте. — Приведите его к нам.

Сержант и солдат вернулись с мичманом Ворго, неся его на себе, как кусок мяса. Мертвенно-бледное лицо матроса было сплошь покрыто синяками и ушибами, но даже распухшие полузакрытые глаза не смогли скрыть в его взгляде ужас, который он испытал при виде боевых сестер. Ворго вяло захныкал, когда силовик принялся заковывать его в грязные бронзовые кандалы, свисающие с потолка над дренажной решеткой в центре комнаты.

Мирия покосилась на Верити. В сестре-госпитальерке боролись два противоположных чувства: сострадание к избитому несчастному человеку и ненависть к его деяниям. Старшая сестра подошла ближе, в круг света биолюминесцентной лампы над головой.